Селим-Гирей командовал с пригорка. Выбора у него не было. Уничтожить врага здесь, вернуть себе Азов — либо сровнять непокорную крепость с землей — и идти обратно, в Крым. Впервые он узнал, каково это — когда земля горит под ногами. Твоя, родная земля. Впервые не татары ушли в набег на чужую землю, а кто-то пришел к ним. И степная трава щедро поливалась татарской кровью.
Азов не сдавался. Казаки тут четыре года сидели, а Ромодановский вообще намеревался навсегда крепость Руси оставить — и потому пушки палили в ответ, проделывая широкие борозды в рядах нападающих и снижая их боевой дух.
Этот день так и закончился вничью — разве что убитых татар было в несколько раз больше. Русских-то защищали стены Азова, а татарам надо было туда влезть.
Самое интересное началось ночью.
Да, у реки теперь были выставлены караулы.
Да, корабли не могли спуститься вниз, не попав под обстрел.
Но кто решил, что они не могли подняться? Каланчинский остров потому так и назывался, что — остров. Окруженный с одной стороны Доном, с другой — рекой Каланчой. Ну что поделать, ежели татары были сухопутными. Всадники, кочевники — беды они теперь ждали от Дона, его и стерегли. А то, что можно пройти и по другой реке, дойти до нужного места и высадить десант… Даже не особо скрываясь, средь бела дня. Татары, между прочим, это направление даже не патрулировали. Ждали ворогов с казачьей стороны, с верховьев Дона, но никак не со стороны моря. Чем русичи и воспользовались. Еще ранней весной, когда Алексей Алексеевич раздавал новинки, привезенные из Дьяково, и указания, все обговорено было не по разу и сейчас претворялось в жизнь.
На коней? Кстати — захваченных у татар.
А откуда…
А вот оттуда.
Крепость Лютик, что стояла на Мертвом Донце.
Ромодановский не стал сосредотачивать все свои силы в Азове. Часть людей ушла на кораблях, а потом просто подождали, пока татарское войско пройдет мимо Лютика.
Захватывать готовились Азов, туда и ушло все войско. А Лютик — что? И крепость небольшая, и гарнизона там нет… ну и не тронули. Оставили человек двести татар — и ушли вперед.
Конечно, эти двести человек помехой не стали. Вообще.
Русичи просто высадились на берег, вырезали их в одну прекрасную ночь и позаботились, чтобы никто не ушел.
А получив сигнал от Азова, приготовились.
В условленном месте ждали люди, ждали кони… далеко ли расстояние?
Далеко, да делать нечего. Для бешеной собаки семь верст не крюк, для людей пять верст — мелочь. Прошагать — и обрушиться.
Бить там, где не ждут, и тогда, когда не ждут, — вот главное правило победоносной войны. Бить безжалостно и наотмашь. Казачьи чайки причалили там, где было наиболее узкое место между Каланчой и Доном, высадили десант, вытащили кораблики на берег и отправились следом.
К Дону.
Переправиться, пользуясь заготовленными заранее плотами, переправить коней — и вперед.
Только вперед.
На стене Азова в эту ночь не спали. Казалось бы, день был тяжелый, но…
— Придут ли?
— Должны прийти.
Ромодановский сомневался, чего уж там. Не верил он все же до конца в придумки царевичевых воспитанников. Хотя Софья бы сильно оскорбилась за гелиограф. Воин Афанасьевич хоть и не оскорблялся, но был уверен:
— Эту игрушку в хороший день за сотню верст видать. Кому надо — и увидели, и услышали…
— Да знаков не подали.
— Нечего татарву на них наводить.
— Коли не придут, так мы не более трех дней тут выстоим. Хан ровно как озверел…
— Кто б на его месте не озверел? На его землю в первый раз война пришла…
— Поделом шакалу…
— Пойду я готовиться.
— С Богом.
Воин Афанасьевич усмехнулся и отправился вниз. К своим людям. Когда все начнется, они ударят татарам в спину. Тут уж либо пан, либо пропал — сегодня все решится.
Селим-Гирей назад не повернет, им же отступать некуда. Сейчас многое решится. Воин Афанасьевич смутно понимал, что сегодня ночью творится
Не спал и Селим-Гирей, тоскливо было на душе у крымского хана. Где он ошибся? Как попустил?
Вроде бы все правильно, султан позвал — татары пошли. Но…
Пока они гуляли в польских землях, захватили их родной, личный, можно сказать, Азов. И отдавать назад не собирались.
Тоже ничего удивительного, он из рук в руки переходил чаще, чем кубик в нардах. Но…
То, что творилось на его землях…
Селим-Гирей шкурой чувствовал неладное. Русичи в этот раз пришли не баранами, а волками. И уходить не собирались. Они резали, рвали, жгли… мог бы хан — взвыл бы.
Это
Это в корне, жестоко неправильно! Так не должно быть!
И не радовали хана ни послушные наложницы, ни сладости, ни драгоценности. Тяжко было у мужчины на душе… Потому и бился он сейчас за Азов, понимал, что ежели выбьет он отсюда русичей, то остальным перекроет выход из Крыма — и устроит кровавую баню. А коли нет…
Неужели — конец?
Неужто он будет последним крымским ханом?
Размышления оборвал шум снаружи.
А дальше размышлять было некогда. Все вокруг закрутилось в бешеной горячке боя.