Государыня

Это Аввакум держался до последнего, большинство из присутствующих такой стойкостью похвалиться не могли — не с чего.

— Тогда предлагаю вам обсудить дополнения к уложению моего батюшки. Мудр он был, да кое-что просто не успел. Сие его же указы, кои я у него на столе нашла, да только сказать о том не успела — князь поспешил их моими измышлениями обозвать.

На лицах бояр проявилось некое облегчение — и Любава наклонила голову:

— За царевну порукой мое слово. Мой супруг покойный, — рука быстро сотворила крестное знамение, — и вправду… думал…

Всхлип оборвал ее речь. Царевич Иван чуть приобнял царицу за плечи:

— Все в порядке, Любушка…

Женщина поднесла к глазам белый платочек. Не рукавом же утираться! Софья за такое ругала нещадно!

— А когда государь вернется, вы, бояре, так ему и отчитаетесь, — опять повела речь Софья. — Мол, бунт был, да мы к нему никак не причастны, мы на благо государства работаем. Вот, погляди, государь…

Бояре переглядывались с видимой опаской, а Софья тем временем достала стопку пергаментов.

— А начнем мы со сроков розыска беглых крестьян…

Три часа спустя Софья входила в свой кабинет довольная и счастливая. Начало было положено, и начало неплохое. Первым пунктом был принят Юрьев день. То есть ей хотелось шесть дней, боярам — ни одного, в итоге сошлись на трех днях, когда крестьянин волен был уйти от своего хозяина. А ежели хозяин зело лютует и неправомочные расправы над людьми учиняет, то может крестьянин и ранее челом царю бить. Но ежели он лжу возведет…

Одним словом — будем постепенно возвращать порядье, пусть крестьянин сам определяется, на кого работать желает. На хозяина ли, на государство…

Что сделала Софья — и жестко, это ввела запрет на переход крестьян от мелких землевладельцев к более крупным, а то так и до обнищания мелкого дворянства недалеко, а там и до бунтов. А вот в черносошные крестьяне — можно, в Сибирь — можно…

Казна за тебя выплатит, а ты казне отработаешь. К более мелкому или равному по территории землевладельцу — можно.

А ежели хозяин негодящий, то нечего с ним и вязаться. Салтычих и прочих нам только не хватало.

Вторым пунктом шел розыск беглых крестьян. А именно — десять лет. Потом — довольно. Ежели человека за такой срок не нашли, так его и потом искать не стоит. Ни к чему.

Вот с третьим пунктом пока не определились. Софья с радостью заменила бы барщину на оброк, но вот размеры? Одно было ясно — если крестьянина заставить обрабатывать, например, пять десятин своей земли и пять десятин хозяйской, да еще по мелочам прислуживать… это ж какое его обнищание будет!

Не пойдет!

Так что третий вопрос до конца не решили, но обещали подумать и собраться завтра же. Софья насмешливо потирала руки. Дайте время, дайте только время…

Ах да, Одоевский…

Этого выспросят как следует, конфискуют что-нибудь ценное и удалят из Москвы. Пусть себе едет в дальнюю деревню, раны залечивать. Обнаглел сильно.

* * *

Алексей Алексеевич Романов тем временем писал письмо.

И таки — да! Турецкому султану!

Правда, в отличие от казаков он был исключительно вежлив. Куртуазен и даже слегка прогибался, как сказала бы Софья. Ну, так что поделать?

Надо!

Сие есть высокое искусство дипломатии.

Алексей, содрав все султанские титулы — из того самого письма султана запорожцам, таки да! — перечислял их и хвалил султана.

Сожалел, что из-за тяжких ошибок они с его предшественником оказались в таких разногласиях, и выражал надежду, что те обязательно будут исправлены.

Даже не просто так!

ОБЯЗАТЕЛЬНО!!!

Да, ему пришлось вторгнуться в Крымское ханство. Но ему угрожали. Предупреждали! И даже дали денег на войну.

Кто?

Эм-м-м… есть тут такие в Европе. Которые светят, но не греют.

Испания и Франция.

Дословно он, конечно, не писал, но между строк читалось отчетливо. И про Людовика-Солнышко, и про Габсбургов, кои раскатали фамильную губу. И скромный намек, мол, я бы и не решился, где уж нам, медведям, но тут на меня надавили, чтобы натурально поживиться на вашем несчастье.

И предлагал мир. Лучше — вечный.

Что вы получаете из Крыма?

Рабов?

Ну… тут уж — извините. А вот все остальное, например знаменитая розовая соль, — все останется доступным. Опять же мощь Османской империи неоспорима, но ведь и Русь не малое королевство. Так что, может быть, не сва́риться, на радость всяким там?

Зачем вам это захолустье, фактически Азовское болото с лягушками? Все равно все выходы к морю будут у вас. А мы сможем торговать напрямую. Зерно, меха, золото, изумруды, руда, дерево — Русь богата.

От нас больше выгоды, чем от немытых крымчаков, которые если в спину и не ударят, так сбегут уж наверняка!

И все это обильно пересыпать витиеватостями, красивостями и уверениями в своем немалом уважении. И приложить к письму что-нибудь хорошее. Только не изумруды. Может, меха? Их здесь тоже хватает — и хороших, сам бы не побрезговал. Надобно с Ваней посоветоваться.

А попутно…

Тамань-атамань.

Почему-то так называла ее Софья. И улыбалась загадочно.