Государыня

— Надеюсь, ты не за этим пришел? — вроде бы и чуть шутливый, тон ее сомнений не оставлял. Скажет Василий что-то о любви, и собирать его будут по частям. Нашел, когда дурью маяться.

— Нет. Но это послужило поводом…

Слово за слово, Василий рассказывал, как к нему пришел человек. И предложил… да, вот именно то самое.

Голицын вроде как должен быть на Софью обижен, но притом от него вреда не ждут…

— Как интересно. И?..

— К тому ж для женщин я…

— Как сыр для крысы. И то мне известно, — Софья сопроводила свои слова усмешкой, от которой опытный ловелас вздрогнул всем телом.

Ему предложили соблазнить царевну Софью. Или хотя бы всячески демонстрировать. Свою любовь и преданность. А потом…

Да, потом именно то самое.

Софья повертела в пальцах нож для бумаги:

— Как мило. Либо я опозорена и неизвестные получают рычаг давления, либо я слушаюсь любовника… я так понимаю, что ты ведь, когда хотел меня соблазнить, похваливался своей удалью?

Василий пристально смотрел на царевну. В женщинах — что есть, то есть, он разбирался отлично, а потому…

— Так ведь удаль молодцу не в укор, государыня?

По губам женщины скользнула улыбка. Мол, принято, ты не враг, но и не зарывайся.

— Так тебя и не укоряют. Ладно же… Пойдешь к этим добрым людям и скажешь им, что…

Софья начинала свою игру. Голицыну она верила, хотя, конечно проверить придется. Но лгать ему сейчас невыгодно и не нужно, поддерживая Софью, он больше получит.

А вот у его покупателей земля под ногами горит, их агентуру она крепенько проредила, а те, что остались, ни влияния, ни даже права голоса не имеют.

Пусть покупают любовника в мешке. Она же посмотрит, что им продать в довесок.

Но хорош, гад! Она могла понять ту царевну Софью, которая влюбилась в мужчину без памяти, могла… Чего одна улыбка стоит — этакий синеглазый очаровашка, пахнущий духами, надо полагать, с приличными способностями по мужской части, а улыбка нежная и почти беспомощная. Сочетание материнского инстинкта и инстинкта размножения укладывает женщин не хуже пулеметной очереди. Инструктаж продлился недолго. Но уходил Василий вполне окрыленным. Любовь?

Помилуйте! Этим благоволение такой женщины, как Софья, не заслужить. А вот правильный подход к делу…

* * *

Иван Сирко смотрел на море.

Азовское море. Родное.

Да неужто его мечта при жизни осуществится?!

Ничего так не хотел казак, как видеть Сечь спокойной и счастливой. Чтобы не страдала она от постоянных набегов, не уводили в полон людей, не жгли села — и вот! Выжжен самый страшный гадюшник! Крым методично и спокойно зачищается от татар.

Ему же предстоит совместно с поляками повторить это на другой стороне Керченского пролива. Взять Тамань, пройти огнем и мечом по берегу — благо кораблей им с лихвой достанет для переправы. И при этом стараться, чтобы турки оставались более-менее целы. Ежели кто под саблю подвернется — разговор другой. Но ведь им еще придется с Сулейманом разговаривать, и лучше бы иметь предмет для торга.

— Царевич сейчас домой едет…

Степан Разин встал рядом. Иван дружелюбно кивнул ему.

— Он парень хваткий, справится.

— Да там и сестра чего стоит. Мог бы и не торопиться.

— Не скажи. Баба все ж таки…

— Эх, батько Иван, не видал ты той бабы. — Степан широко улыбнулся. — Уж поверь мне, даже в Татьяне моей больше бабского, чем царского. А вот в царевне Софье вовсе не так.

— Посмотрю — тогда и поверю. Думаешь, отдадут за тебя Татьяну?

Степан пригладил усы. Выглядел он при этом, что тот котище, сметаны нажравшийся.

— Царевич мне в том поклялся. Крым должен быть частью Руси, то верно. Но и править здесь будет сложно, а потому…

— Казаков попросят. Понимаю.

— Попросят. А могли бы и приказать. Да, сложно будет. Но Перекоп мы укрепим, не так, как было, намного лучше станет. Крепости оснастим, чтобы ни с моря, ни с суши не подобрались, сторожевые маяки поставим, патрули пустим… царевич обещал, что все деньги, кои здесь заполучили, сюда ж и пойдут. На развитие Крыма.

— Обещает он много…

— Так ведь и выполняет, разве нет?

Иван Сирко пожал плечами. Сколько лет его предавали, так что поверить в порядочного царевича было покамест выше его сил.

— Поживем — увидим.

— Это верно. Но еще царевич сказал, что к зиме нас в Москву ждет.

— Нас?

— Меня, да и тебя, батько Иван.

— И зачем же?

— Так награждать.

Посмотрим…

Два казака глядели на море. Что-то будет? Неизвестно, но шанс им дали. И как будет жить казачество в дальнейшем, зависело от того, как они его используют. А если учесть, что и Иван, и Степан любили свой народ, жизнь готовы были положить ради казаков…

Они зубами уцепятся, государь.

Только не обмани.

* * *

— Сонечка, ты поосторожнее.

Софья с удивлением посмотрела на тетку Татьяну.

— Тетя?

Что — поосторожнее? Вроде бы и так с охраной ходит, и так стережется и бережется… и не зря. Не так давно кухарка ей в котел яду сыпанула, за любовь свою мстила. То, что Долгоруков ее просто трахал, да не женился бы, дуре и в голову не приходило. Могли б и все потравиться, да запах у мышьяка такой, что его лишь чесноком забить можно. Софья его вмиг почуяла, и никто есть не стал, кается теперь та дура в пыточном приказе, да поздно.