Государыня

Но, уходя от ворот к своим воинам, Иван Сапега не знал, что делать. Он не только не добился того, что ему было велено, но всё испортил своей опрометчивостью. Он костерил себя и настоятеля монастыря, но легче ему от этого не стало. Знал он, что монастырь — это крепкий орешек, который ни кулаком, ни молотом, ни сотней лбов не разобьёшь.

   — Господи, да мне воевать с этими монахами придётся! Хватит ли моей сотни, чтобы через стены перебраться или ворота взломать? А что за ними нас ждёт? — Приблизившись к воинам, Сапега сказал: — Там, в монастыре, засела стая злобных псов–русов. Они все на стенах, вооружены и скалят зубы. Миром они нас не пустят, а нам должно исполнить волю великого князя.

   — Мы всё исполним! — отозвался хорунжий, барон Густов. Тридцатилетний барон, возглавлявший сотню, крутогрудый, широкоплечий, продолжал с задором: — Вельможный пан Сапега, позволь нам повеселиться! Мы разнесём это осиное гнездо в щепки! — Для убедительности он вскинул пудовый кулак. — И прах развеем! Так ли я говорю, гвардейцы?! — обратился он к окружавшим его воинам.

   — Истинно так! — ответили шляхтичи.

Дворецкий готов был принять предложение отважного барона, но через мгновение вспомнил, как попал впросак в Могилёве и, оставаясь до мозга костей придворным и зная характер княгини Елены, не поддался на страстное желание Густова разнести обитель в щепки. Он помнил, что монастырь был православным, стоял на бывшей русской земле и, если он устроит в нём сечу — а без неё не обойтись, — то неизвестно, какие последствия возникнут. Тогда уж никто не возьмёт его под защиту и ничто не спасёт от опалы. Знал Сапега и то, что рядом с Вельском лежат земли князя Михаила Глинского и его братьев, которые всегда держали войско «в седле», могли вмиг очутиться у монастыря и, уж как пить дать, погасить пыл драчливых шляхтичей Сигизмунда. Потому Сапега поспешил остудить горячие головы гвардейцев:

- Нет, отважные рыцари, звенеть саблями в монастыре нам нельзя, зорить осиное гнездо тоже: великий князь осудит. Мы поступим проще и вернее. Завтра здесь будет королева. Она не минует монастырь, а мы станем ждать её в засаде. В её обозе есть восемь порожних повозок. В монастыре она их заполнит. Когда же она покинет монастырь и отправится в Бельск, мы окружим её челядь и воинов — их всего восемь — и именем короля отберём возы в пользу державы. Вот и всё. Если я сказал что-то не так, поправьте.

- Да всё верно, пан Сапега, — погрустнев, согласился Густов. — Жаль, что порезвиться не удалось.

Ночь сотня провела в лесу, в версте от монастыря, близ дороги из Вильно в Бельск, а с рассветом лесом же вернулась к монастырю и затаилась в ближнем мелколесье. Но тщетны оказались надежды на скорое овладение сокровищами Елены. Позже дворецкий Сапега казнился за то, что дал обвести себя вокруг пальца.

Хитрости в поведении великой княгини не было. Ещё в пути она решила пока не нарушать покой монастыря Святого Серафима. Не было нужды появляться в обители со всей челядью, смущать монахов мирской толпой. Да и в Вельске что её ждало? Надо было найти кров, может быть, купить дом, устроиться. Не исключено, что литовский наместник будет к ней не так почтителен, как в прежние времена. Поразмыслив подобным образом, Елена миновала ветку дороги, ведущую в монастырь, и продолжала путь в Бельск, до которого оставалось не больше десяти вёрст.

В городе Елене повезло. Когда наместник Вельска, воевода Остожек, узнал, что к ним пожаловала вдовствующая королева, он посмотрел на свою жену, синеглазую смолянку, и спросил:

   — Катерина, пойдёшь ли встречать государыню Елену?

Боярыня Катерина из Смоленска помнила, как

одиннадцать лет назад, ещё будучи девицей, она встречала Елену на Днепре за городом, потом стояла почти рядом с ней в соборе на молебне и, забыв о молении, не спускала глаз с юной красавицы княжны.

   — Пойду, батюшка, пойду. Как же! Я ей в ножки поклонюсь и в гости позову. По её милости я с тобой, батюшка любезный, встретилась.

   — Вот и славно! Идём же! — повеселев, сказал наместник.

Пан Остожек любил свою Катерину и не раз благодарил Бога за то, что свёл его с красной девицей, когда встречали великую княжну. В душе он тяготел к православной вере, зная её милосердное служение людям.

Всё сложилось так, что Елену встретили в Вельске не как вдовствующую королеву, а как царствующую великую княгиню. Поселили её с придворными и челядью в прекрасном деревянном доме, который принадлежал князю Михаилу Глинскому и ныне пустовал. Приведя в дом княгиню Елену, пан Остожек сказал:

   — Живите на здоровье, сколько заблагорассудится. Князь Михаил Львович недавно проезжал через Бельск, и мы говорили о вас, государыня. Видно, князь знал, что судьба приведёт вас в Бельск.

   — Спасибо, пан Остожек, за заботу.

   — И вам за доброту спасибо. Моя Катя поможет вам обжиться.

Бойкая Катерина тут же проявила себя:

   — Я вас помню, государыня, по Смоленску: встречала в соборе и возле стояла. Ой, и людей же тогда было, яблоку негде упасть!

   — А я не помню лиц той поры. Как в тумане была. А ты меня, Катюша, только порадуешь, будучи рядом.