Государыня

Слова княжны Елены прозвучали твёрдо — не поперечишь, — и князь Ряполовский согласился с нею, сказал гонцу:

   — Всё так и будет. Вам же велю ехать с нами до села Поставы. Там заночуете, а завтра уедете с вестью в Москву. — Василий подошёл к сотскому, тихо молвил: Тебе, Прохор, забота о них. Глаз не спускай, отлучаться не давай. Тут литвины вольничают, до исподнего одёжку снимают.

   — Слушаю, князь–батюшка. Я их в кулаке подержу, — также тихо ответил сотский, поняв скрытное в словах главы посольства.

Князь Василий открыл дверцу тапканы, помог Елене сесть и, сам опустившись напротив, сказал:

   — Ой, государыня, не сносить нам головы, ежели гонцы что пронюхают или кто нашепчет им что-либо.

   — Да уж так и станется, славный князь, печально улыбнулась Елена, зябко кутаясь в беличью шубку.

   — Одно знай твёрдо, матушка: Илья перед государем чист. Исповедался он мне… Потому дай мне волю, государыня, нонче же отослать князя Илью в Вильно. Как завечереет, так и отправлю.

   — В согласии со мной мыслишь, князь–батюшка, ответила Елена. — Да передай ему, чтобы берег себя, затаился где до поры.

В Поставы огромный поезд вкатился уже в глубоких сумерках. В пути князю Илье передали волю княжны и князя Ряполовского. Он выслушал сотского Прохора с удивлением: «Уведомил-таки князь Василий государыню. — Подумал с радостью: — А ведь печётся она обо мне, не отдала на расправу». И пока село было охвачено житейской суетой, Илья с Карпом покинул Поставы и в ночь ушли на Вильно.

Княжна Елена до полуночи не смыкала глаз. Два раза она вставала с ложа, подходила к окнам, молила Всевышнего, чтобы защитил в пути любого ей князя Илью, и жалела о том, что не удалось свидеться. Поднялась Елена до рассвета и, понукаемая беспокойством, велела приближенным собираться в дорогу. Наступал двадцать восьмой день её путешествия от Москвы к Вильно.

На пути россиян до стольного града Литвы оставался один городок Крево. Сказывали, что в нём сто лет назад великий князь Ягайло первым среди литовцев расстался с язычеством и принял католическую веру. Елена услышала этот рассказ от доброго человека Миколы Ангелова, который сопровождал её вместе с духовным отцом Фомой, уже приближаясь к Крево. Но дослушать Миколу Ангелова Елене не удалось.

Догорал ранний февральский закат, до городка оставалось не более трёх вёрст. Вдруг из леса, темневшего по левую руку саженях в ста от дороги, на снежную целину выкатилась лавина конников. Неведомые конники шли клином, и головные из них мчались в тапкане великой княжны. Рынды Елены схватились за оружие, вмиг окружили её тапкану. Среди русских возникло смятение. Никто и в мыслях не держал, чтобы в одном переходе от Вильно на них кто-то нападёт. Обозники первыми погнали лошадей неведомо куда с дороги, лишь бы подальше от татей. Бывалый воевода Василий Ряполовский, за спиной которого была тысяча воинов, не впал в смятение. Он всегда был готов к самым неожиданным поворотам судьбы и, увидев конную лавину, крикнул:

   — Ратники, за мной!

Князь сам обнажил саблю и помчался наперерез врагам. За ним тотчас развернулась сотня телохранителей княжны. Следом двинулась вторая сотня, третья. И вот уже силы русских превосходят силы нападающих. Ещё несколько мгновений — и произойдёт схватка, зазвенят сабли, мечи, пойдут в ход копья. Но эти мгновения пролетели, а схватка так и не началась.

Странным покажется многим то, что сражения не случилось. Гетмана Константина Острожского и князя Василия Ряполовского отделяло друг от друга всего каких-то двадцать сажен, когда Острожский убрал саблю в ножны — Ряполовский это увидел — и, повернувшись к своим шляхтичам, вскинул руку. Конная лавина осадила бег. Острожский повернул коня вправо и шагом двинулся в сторону тапканы Елены. Князь Василий поступил так же, но саблю пока держал наготове. Два отряда воинов двигались вдоль дороги почти рядом, мало кто понимал, что же происходило, почему вдруг неведомые конники пресекли свой стремительный бег и теперь мирно следовали в сторону Крево. Гетман Острожский дважды поднимал руку, приветствуя князя Ряполовского, и тот отвечал ему тем же.