Государыня

   — О том лишь догадываюсь, государь. Чтобы умалить ваше величество.

   — И кому сие нужно? — Александр приподнялся на локте.

   — Человеческая зависть безмерна. — Сапега умышленно не добавлял ясности в выговоренное: дескать, ты, государь, сам догадывайся, что к чему. — Оно ведь как было: молчали православные храмы, когда приезжали государи, теперь же молчат и католические.

   — Ты хочешь сказать, что государыня плохо влияет на священнослужителей? Смотри, канцлер, не забывайся!

   — Полно, батюшка! Как я могу винить государыню? Это только вы можете спросить у неё, в чём суть.

   — Так что тебе, наконец, надо? — возвысил голос Александр.

   — Милость ваша нужна. Позвольте мчать в Могилёв и всё уладить вашим именем.

Канцлер надоел великому государю, и он от него отступился.

   — Иди и улаживай, но государыню не задевай, — строго предупредил Александр и опустился на подушки.

У Сапеги полегчало на душе. «Ещё выкручусь! Выкручусь!» — прозвенело у него в груди, когда он покинул карету великого князя. Теперь ему был нужен быстрый конь, и он у него имелся. Ещё нужен был преданный воин. Он тоже имелся.

   — Нам мчать с тобой в Могилёв. Ты ведаешь, что это значит. Возьми в моём возке саблю.

   — Я готов хоть в преисподнюю, ясновельможный пан. Должно мне очиститься от греха.

Вскоре Сапега и Виттен скакали уже далеко впереди государева поезда и на рассвете в Духов день въехали в Могилёв. Город просыпался навстречу празднику. В Златоустовском монастыре раздались первые колокольные звоны, зовущие к богослужению. Сапега прямым ходом направил коня к дому наместника. Постучав в дубовые ворота, он разбудил стражей, а когда появился дворовый холоп, велел позвать пана Товтовила.

   — Именем государя поднимай ясновельможного, — потребовал Сапега. На удивление канцлера, наместник явился скоро. Глаза ясны, словно он и не спал, но лохмат, будто метла на голове покружила.

   — Пан канцлер! Вовремя пожаловал, — пробасил Товтовил. — А у меня волчонок в клетке сидит, вот и ломаю голову, что с ним делать.

   — Кто он?

   — Назвался именем Ромодановским, гонцом от государей. Да я ему не поверил: поди, лазутчик Ивана Московского.

   — Вон оно что! — удивился Сапега. — Однако, пан Товтовил, он и впрямь князь Ромодановский. — Сапега сообразил, что князя Илью лучше и впрямь подержать взаперти до приезда Александра и Елены, и посоветовал: — Время раннее, он, наверное, спит, так ты уж его не буди, пока великие князь и княгиня не прибудут. — Сапега чертовски устал, был голоден и попросил Товтовила: — Ты уж лучше напои и накорми своих путников.

   — Для тебя, вельможный пан, всегда стол накрыт.

А малиновые звоны в православных храмах уже разливались по всему городу. Русских церквей в Могилёве насчитывалось более десяти, и при каждой была колокольня или звонница. Подобного колокольного благовеста Могилёв десятилетия не знал, и причина тому была одна: запрещения наместников нарушать тишину богопротивным католикам звоном. Хотя католиков-литвинов в городе было в десять раз меньше, чем русских, православные священники и горожане безропотно сносили надругательства над их религиозными чувствами и верой.

Но терпение православных россиян лопнуло. Ещё накануне вечером, посоветовавшись с Глебом и Карпом, настоятель храма Богоматери Иннокентий задумал учинить действиям наместника протест. Он сам обошёл всех настоятелей церквей и убедил их в Духов день встретить государыню Елену великим колокольным звоном.

   — Дочь Иоанна Васильевича, государя всея Руси, достойна такого почёта, — говорил Иннокентий могилёвским архиереям.

Они не сразу отозвались и отважились поддержать отца Иннокентия, но уж больно крепко досаждали им католические ксёндзы и приоры, принуждая творить церковные обряды по образу и подобию католических. Отец Иннокентий вернулся в храм близко к рассвету. Он устал, еле передвигал ноги, но глаза его светились от радости и довольства. Глебу, который ждал Иннокентия, он молвил:

- Сын мой, лиха беда начало. Сегодня утром русская православная церковь скажет своё слово в полный глас всех колоколов. Поблагодарим Всевышнего за милость к нам. Хватит жить в принуждении. Ждём рассвета!

   — Будь я служителем церкви, сказал бы: благословляю тебя, святой отец, на подвиг, — с улыбкой произнёс Глеб.

И вот рассвет уже торжествовал под звоны всех колоколов Могилёва. Тысячи горожан проснулись, умылись, оделись, покинули дома, заполнили улицы. Благообразные старцы, мужи, жены, отроки и отроковицы — все потянулись к храмам. Всем сегодня важно было помолиться в церквях близ своих домов. Но те, кто помнил проповеди отца Иннокентия, шли в храм Пресвятой Богородицы. Знали прихожане, что святой отец прольёт на их души благодатный дождь надежды. Так и было, чаяния прихожан не были обмануты.

   — Присмотритесь же хорошо, есть ли в вас дух благодати? — звучало под сводами храма Богоматери. — Не таите его в глубинах душ, поднимайте его в горние выси. Через покаяния Дух научит вас обращению к Господу Богу и исправлению жизни… Разве не к исправлению жизни пришли ныне тысячи могилёвцев в храмы?..