Государыня

В эти минуты глубоких размышлений Василий Иванович дерзнул пойти против самой судьбы и достичь престола королевства Польши и великого княжества Литвы. Он счёл, что это ему посильно, что с восшествием на престол Польши и Литвы он добьётся окончательного воссоединения всех русских земель от Смоленска до Киева, Минска и Полоцка, кои до времён Мстиславовых входили в великую Киевскую Русь. Тогда, считал Василий Иванович, Русь будет самой могущественной страной в Европе и её по праву назовут великой державой. Смелые мысли двадцативосьмилетнего гордого и твёрдого властителя требовали действий. Он решил немедленно собрать близких к нему бояр и князей и вместе с ними обсудить первые шаги к польско–литовскому трону. Однако осторожности ради он спросил мудрого Миколу Ангелова:

   — Добрый человек Микола, вещание твоё сбылось. Гонцы — вот они, и слово их о кончине Александра мы слышали. Теперь скажи, что нам делать?

Знал Микола Ангелов, что сказать великому князю, да побаивался, помня о его крутом нраве и нелюбии к покойному батюшке. Считал Василий, что батюшка затоптал его стезю детства и отрочества конскими копытами, продержал его в чёрном теле, пока не погасил в себе неправедную любовь к внуку. Ангелов мыслил, что великий князь должен был давно погасить в себе чёрный огонь. Ан нет, он всё время подпитывал его, ища пороки своего отца в его приближенных, в тех, кто любил Ивана Васильевича. Микола Ангелов был одним из них, потому и не мог сказать Василию, чтобы жил по примеру отца, сеял вокруг себя зёрна мира, а не войны. Но подобную выходку великий князь не простит, и Микола упорно молчал. Он, однако, понял, что ему не отмолчаться, и сказал то, что гасило в Василии Ивановиче желание метать молнии и обрушивать громы на голову бедного дьяка:

   — Батюшка–государь, моей головушки здесь недостаточно, чтобы дать совет на державный вопрос. У тебя есть мудрые и многоопытные советники. Позови их и послушай.

Василий помрачнел ликом и произнёс, исподлобья глядя на Ангелова:

   — Ты, добрый человек, служишь в Посольском приказе не для того, чтобы увиливать от ответов государю, а чтобы помогать ему дельными советами, даже тогда, когда государь не ошибается.

   — Хорошо, мой государь, я скажу, что делать сейчас. Защити свою сестру всей мощью державы от мук, на которые её попытается обречь Сигизмунд вкупе с архиепископом Радзивиллом.

   — Державный совет, дьяк Микола, и я постараюсь исполнить братский долг. А иного ты ничего не посоветуешь?

   — Нет, государь.

Сказано это было твердо, потому как Микола знал, что всё прочее, что и посоветовал бы государю, пошло бы вразрез с побуждениями великого князя. Знал Микола и то, что более сильные, чем он, личности из приближенных остановят тщетный порыв великого князя Василия захватить трон Польши и Литвы.

Многое понял из краткого ответа дьяка Ангелова великий князь Василий. По его мнению, добрый человек не хотел делить с ним плоды дерзновенных шагов. «Но не уйти тебе, добрый человек, от моей длани», — подумал Василий и сказал:

   — Иди отдыхай, дьяк Микола, да собирайся в путь. Как откроют заставы на рубежах, ехать тебе в Польшу и Литву.

После ухода Ангелова великий князь недолго пребывал в покое. Он позвал Ивана Мансурова и наказал ему:

   — Шли посыльных к моим ближним князьям и боярам. Зову их на совет. Князя Ивана Патрикеева сам позови.

Дворецкий ушёл. Василий посмотрел на Соломонию. Она томилась болью за судьбу золовки. Он посоветовал ей:

   — Свет мой, государыня, не майся тут, иди в опочиваленку да помолись за мою желанную сестрицу. Там и почивать ляжешь. А мне не до сна: государевы дела неотложно вершить буду.

   — Спасибо, мой семеюшка. Мне и впрямь маетно и потому пойду помолюсь, — сказала Соломония, подойдя к супругу, прижалась щекой к его плечу и ушла.

Оставшись один, великий князь заложил руки за спину и стал прохаживаться по покою, перелопачивая смелые желания захватить польско–литовский трон. Тут к нему начали приходить более здравые мысли, в отличие от тех, кои вспыхнули в тот час, когда он узнал о кончине короля Александра. Он подумал о том, какие у него есть весомые причины посягать на чужеземный трон, и оказалось, что их нет. Да, сестра была замужем за польско–литовским государем. Теперь его нет, она вдовствующая великая княгиня, увы, не королева. Вспомнилось и то, что Александр и Елена бездетны и у них нет прямого наследника. Выходило, что, ежели он, Василий, будет ломиться к чужому трону, все здравомыслящие люди — государи соседних держав — осудят его как завоевателя. «И обломает себе крылья русский державный орёл, — с горечью заключил Василий и даже усмехнулся: — Эко, размечтался».

Однако жажда великого князя на том не иссякла, и он ступил на другую стезю, дабы напитать ту жажду хотя бы в малой степени. Он вправе потребовать от будущего короля, чтобы тот оставил за Еленой русские города, как это сделал супруг, передав ей во владение Могилёв с воеводством.