Государыня

   — Ты, князь–батюшка, встретившись с матушкой Еленой, не нуди её идти в католическую веру, не заставляй предавать веру отцов, не преступи закона Божьего. Побойся Спасителя и моего проклятия. Аминь.

Крепкий духом князь Патрикеев, увидев горящие жаром глаза доброго человека, дрогнул и опустился перед ложем на колени.

   — Слово княжеское даю, не будет от меня нужды государыне, святой отец.

На том князь Иван и Микола Ангелов расстались.

В Вильно Патрикеев появился с чистой душой. Он привёз лишь соболезнование великому князю Сигизмунду, а встретившись с великой княгиней Еленой, поведал ей только о несчастье, постигшем Миколу Ангелова. Выслушав Патрикеева, Елена пролила слёзы:

   — Господи милосердный, за что ты послал ему такое испытание!

В этот час вдовствующая великая княгиня ещё не ведала, что на её долю грядут не менее тяжкие испытания.

Глава тридцать третья. ИСХОД ИЗ ВИЛЬНО

Узнав о том, что литовская рада дала великому князю Сигизмунду «добро» начать против Русского государства военные действия, вдовствующая великая княгиня воспротивилась ему. В тот же день она отправилась в покои Сигизмунда и вызвала его на откровенный разговор.

   — Государь, вот уже несколько лет мы живём в мире с Русью. Вильно торгует с Москвой, в порубежье никто не нападает друг на друга. Россияне щитом стоят на пути ордынцев, рвущихся в литовские и польские земли. Зачем же ты замышляешь войну? Зачем хочешь обездолить тысячи семей, разорить русские земли? И честь свою запятнаешь, нарушив договор на «перемирные лета».

Сигизмунд с каждым словом Елены становился всё мрачнее и смотрел на невестку высокомерно, с долей презрения. Сказанное им прозвучало жёстко и выявило всю его неприязнь к покойному брату:

   — Я просил вас не вмешиваться в государственные дела. Я всего лишь намерен исправить зло, нанесённое князем Александром великому Литовскому княжеству. Это при его полном попустительстве княжество потеряло треть земель. Он может перевернуться в гробу, но я смою этот позор с рода Ягеллонов. Я верну в лоно великого Литовского княжества всё до пяди, что вы вместе потеряли в хмельном угаре. Если у вас есть что- либо иное сказать, говорите, а коль нет, позвольте мне заниматься своими державными делами. — Сигизмунд стоял у стола и в такт словам ударял костяшками пальцев по столешнице. — Говорите же или уходите!

   — У меня есть что сказать, государь. Я повторяю: ты нарушаешь мирный договор, и это тебе во вред. Четыре года назад он заключён на девять лет. Но это не самое главное. Ты забыл, что сегодня Русь сильнее, чем ты думаешь, и не питай особых надежд на лёгкие победы. Ты опять обагришь российские земли литовской кровью, и народ не простит тебе этого.

Великий князь разгневался. Ему показалось, что Елена угрожает, пытается запугать его, и он сорвался на крик:

   — Как вы смеете дерзить Ягеллону! Если вы не хотите защищать интересы державы, великой княгиней которой были, я не намерен терпеть вас в Вильно! Убирайтесь немедленно в Бреславль, не то…

Сигизмунд осёкся. Что он думал крикнуть, неизвестно. Елена прояснила это по–своему:

   — Вы хотите сказать, что расправитесь со мной, как расправились со своим братом? Он ведь никому не сделал зла и не мешал. Только вам был костью в горле.

Сигизмунд уже не владел собой, он забегал по покою, крича:

   — Да–да, он заслужил своё наказание, заслужил! Он разорил державу, и вы ему способствовали!

Елена поняла, что между нею и Сигизмундом никогда не исчезнет вражда, и произнесла с гневом:

   — Я так и думала, что это вы братоубийца! Теперь я в этом уверена!

Елена покинула залу. В пути к своим покоям она сочла, что оставаться в Вильно ей больше нельзя, потому как Сигизмунд не простит ей обвинения в смерти брата, и, едва переступив порог, попросила боярыню Пелагею:

   — Голубушка, позови князя Илью и собери всех придворных.

   — Сделаю, матушка, — ответила Пелагея и ушла.

Елена, ещё взволнованная, ходила по покою, когда появился князь.

   — Что случилось, любая? — спросил он обеспокоенно.

   — Идём в опочивальню, есть важный разговор.

Уединившись, Елена со слезами на глазах прижалась к груди Ильи, потом смахнула мимолётные слёзы и пожаловалась:

   — Господи, Илюша, сил моих нет видеть Сигизмунда. Мы сейчас с ним поссорились, и он не простит мне сказанного.

   — В чём ты его обвинила?

   — Вот об этом я и хочу поговорить, посоветоваться.

Март был холодный. На полях ещё лежал снег. Северные ветры выдували из покоев тепло, и в каминах постоянно горели дрова. Елена опустилась в кресло к огню и протянула к нему руки, попросила Илью присесть рядом и поведала о том, что произошло при встрече с Сигизмундом.

   — Вот и скажи, что нам теперь делать?

   — Матушка–государыня, одно напрашивается: уходить тебе надо из этого осиного гнёзда. Войну начнёт — несдобровать тебе. Ты же не останешься безучастной, ежели литвины вновь пойдут грабить и зорить русскую землю, захватывать то, что мы вернули с твоей помощью.