Готическая коллекция

Потом во время обыска на квартире были найдены неопровержимые улики его причастности к убийствам — вещи потерпевших, в основном предметы одежды, белье нижнее. Он их как фетиш хранил на память, — Катюшин поморщился. — С ноября девяносто первого Куртис в розыске. Он тогда как в воду канул. Сейчас выясняется, что он в Латвию подался. Десять лет назад там можно было с концами спрятаться. Но под своей фамилией он и там боялся жить, ему нужны были другие документы. И тут, как выяснилось, ему попался некий Сукновалов Григорий Петрович — инженер, одинокий, пьющий, проживал в Риге в однокомнатной квартире. Куртис познакомился с ним в пивной, Сукновалов рассказал ему о себе по пьянке.

И Куртис решил, что лучших документов ему не найти. Сукновалова он убил, оглушил пьяного, забрал паспорт, а тело сбросил с пирса в море. Из Риги сразу же для безопасности перебрался в Лиепаю. Но он мог не опасаться, настоящего Сукновалова никто не искал.

В Латвии тогда, в начале девяностых, каша заваривалась. Почтовый ящик, где Сукновалов инженером работал, оттуда перевели, сотрудники разъехались кто куда. Куртис-Сукновалов около года скрывался в Лиепае. Но, как оказалось, как он сам на допросе признается, с русской фамилией в Латвии существовать было сложно. В конце девяносто второго года Куртис-Сукновалов перебрался в Калининград, и начал место себе подыскивать — потише, поглуше, — Катюшин усмехнулся. — Вот и выбрал наш анклав, косу: слева море, справа залив и до обеих границ рукой подать. Он на допросе признался: на сто, мол, процентов был уверен, что документы у него железные, что у Сукновалова нет никакой родни. И та встреча в ресторане с его сестрой явилась для него громом среди ясного неба.

— Но почему он снова принялся за старое? Почему начал убивать уже здесь? Через столько лет? — спросила Катя.

— За ним три убийства с девяносто первого года плюс наши жертвы. Это пока то, что очевидно, — ответил Катюшин. — Темный пробел почти в восемь лет в его биографии еще надо прояснить. Он тут у нас с бизнесом активничал, машинами торговал, часто в Польшу ездил, в Литву, в Белоруссию. Как знать, может, и там за ним какие-то трупы есть? А здесь у нас первое убийство он совершил этой весной. Он говорит, что, мол, сам не знает, что на него вдруг накатило.

Он, мол, думал, все это давно в прошлом, в той, другой, его жизни осталось и больше уже не вернется. Тут у него вроде все путем было, жизнь наладилась — деньги, бизнес, дом отличный, машины каждый год менял. Это не я выдумываю, домысливаю, это его слова. Он со следователем на допросах охотно разговаривает, его, как плотину, прорвало. Говорит, этой зимой с Мартой познакомились случайно в Калининграде. Говорит — увидел ее и сразу понял, с первого взгляда, что… Ну, Марта красивая у нас, понятно.

В общем, страстью он к ней загорелся, воспылал, начали встречаться. А спустя несколько недель внезапно ощутил в себе перемену, понял, что прошлое вернулось. Он следователю говорит: «Снова накатило, словно это уже и не я был».

Наших — Пунцову, Охрименко Вику и Нефедову Дашу — он брал по той же, уже отработанной, схеме.

Пунцову он еще раньше заприметил в гараже, — Катюшин посмотрел на Базиса. — Нефедову на причале часто встречал и Охрименко видел — она по утрам по шоссе бегала, тренировалась. У нас же тут Сукновалова все знали, уважали. Как же — хозяин, фабрику возрождает. Ему нетрудно было в доверие войти, к девчонкам подъехать. Он их, как и тех, прежних своих, всегда предлагал подвезти, прокатить на «Мерседесе».

Но делал это всегда очень осторожно, выбирал момент, помня тот свой прокол в Гатчине, избегал любыми способами свидетелей.

— А куда же он их вез, где убивал? — спросил Кравченко.

Катюшин покосился в его сторону:

— С ним почти сразу после задержания выход на место сделали. На рыбный комбинат наш. Да, туда он девчонок и привозил. Он один цех там перестраивать, реконструировать начал, тот, что возле самого причала. А другие заброшенные стоят. Предлог был всегда один и тот же: не хотите, девочки, взглянуть на мою фабрику, мое строительство? Ну, девочки и клевали.

А там он заводил их в ангар, насиловал, убивал, затем начинал главный свой ритуал.., там, в ангаре, множественные следы крови найдены, части их одежды — разорванные, разрезанные на клочки, белье, туфельки — фетиши его.

— А то, что он трупы в воду всегда бросал? — спросила Юлия тихо. — Эта наша легенда, она как-то сыграла свою роль?

— Легенда? — Катюшин обвел взглядом их напряженные лица. — Эх, Юленька.., сказка о Водяном… Он их насиловал, понимаешь? А если в воду труп бросить — он это четко еще десять лет назад усвоил, — вода все скроет и уничтожит. И никаких вам потом экспертиз со слюной и спермой, никаких идентификаций. Поняла?

— Что же.., что же, ему Марты не хватало? Что он с девчонками-то еще? — Юлия внезапно покраснела и посмотрела на мужа. — Как же это понимать? Ведь ты сам говоришь, он к Марте относился… Да я и сама видела — он прямо по пятам за ней ходил, от себя не отпускал, ревновал, любил ее!

Катюшин помолчал. Потом нехотя сказал: