С первого дня их любви – Инге не боялась этого слова, она с самого начала знала, что у нее это именно любовь, – она жила в трепете, что каждый новый день может быть последним. Каждый миг, обнимая Ури, вдыхая запах его разгоряченного тела в минуты страсти, слыша его смех в блаженные часы их вечерних бесед, следя за умелыми движениями его длинных пальцев во время любой работы, она снова и снова поражалась непомерности свалившегося на нее счастья. И ни на миг не могла избавиться от предчувствия, что зловещая тень Карла еще дождется своего часа и накажет ее за эту любовь: ведь Карл не из тех, кто легко отступается от своего. А ее он навечно вписал в реестр своего имущества – с той памятной встречи в терпящем крушение самолете «Тай-Эр».
Интересно, где он сейчас? Чувствует ли, что она так и не сумела выскользнуть из цепкой его хватки? Какое нелепое, нелепое стечение обстоятельств столкнуло ее опять с этим фигляром Рупертом, который даже собственных картин не пожалел, лишь бы выставить напоказ свою ничтожную персону! Можно ли считать их случайную встречу случайным совпадением, а не рукой судьбы? Инге свято верила в руку судьбы, но она также верила и в свою способность отвести эту руку в критическую минуту.
– Спасибо, – тихо сказала она, наблюдая, как Ури сгребает в охапку куртки и пиджаки Карла. Все остальные вещи он уже сложил в большую сумку, в которой она раньше принесла эти вещи сюда.
– Плащ этот небось подарила Карлу ты? – спросил Ури, снимая со спинки стула элегантный серый плащ – единственную дорогую вещь этой коллекции. И подозрительно прищурился:
– А почему, собственно, ты его по-прежнему величаешь Карлом?
– Для меня он всегда был Карл. Так он представился мне тогда, в самолете, – Карл фон Гревниц.
– А в паспорте он кем числился?
– Вообще-то я, как ты можешь догадаться, паспорт его не проверяла. Но знаю, у него был паспорт на имя Карла фон Гревница. Во всяком случае, когда он летал со мной.
– С вельможным «фоном» он все же расстаться не захотел.
Нагруженные вещами Карла, они двинулись к выходу из цветочного подвала, потому что Ури придумал простое до гениальности решение проблемы этих вещей. Убедив Инге, что невозможно незаметно избавиться от такой кучи одежды, он спросил: кто знает, что эти шмотки принадлежат Карлу? Инге озадаченно прикусила губу:
– Никто, пожалуй. Разве что Клаус – Отто ведь не в счет.
– Вряд ли Клаус регистрирует в памяти вещи – у него настройка совсем на другие волны. – Ури надел пиджак Карла и застегнул на все пуговицы. – Смотри, как он на мне сидит, в самый раз!
– Ну и что с того, что сидит хорошо? – не поняла Инге.
– А то, что если никто не помнит, чьи эти пиджаки, можно, в случае нужды, выдать их за мои. Я повешу их к себе в шкаф, никому и в голову не придет усомниться.
Инге покоробило, что Ури с такой легкостью надел на себя пиджак с плеча Карла. Она хотела как-то возразить, но вовремя сообразила, что она сама тоже вроде бы с плеча Карла, – и прикусила язык.
– А вдруг существует какая-то экспертиза, по составу пота, например... – неуверенно начала она.
– Вряд ли... Но даже если она и существует, можно завтра же все свезти в чистку – куда-нибудь подальше, в Вормс или в Шпеер. И тогда никакая экспертиза ничего не покажет.
– Все-то ты предусмотрел, еврейская голова! – то ли пошутила, то ли усомнилась Инге, запирая дверь. – Интересно, где тебя этой премудрости научили?
И, не глядя на Ури, направилась к лестнице. Неужели она все-таки ему не доверяет?
На верхней площадке их поджидал Отто, весь издрожавшийся в тонкой ночной сорочке, взмокшей от нечеловеческих усилий, которые понадобились ему, чтобы без посторонней помощи перебраться из кровати обратно в кресло. Он сидел тихо-тихо, задерживая свое хриплое дыхание ради того, чтобы захватить их врасплох. Зато, как только он увидел дочь, он поднял такой ужасный трезвон, что Инге уронила сумку, из которой веером рассыпались рубашки и выкатились клубки свернутых носков.
«Что случилось что случилось», – надрывно отстукивал Отто.
– Ничего не случилось, папа. Все в порядке. А почему Клаус не снял с тебя протез?
Отто и не подумал ответить на ее вопрос. Он был полон своих вопросов:
«Зачем заперлась, пробежала не зашла зачем».
– Что ты придумал? Я просто спешила закончить с геранями – и все.
«Не ври не ври не ври кто-то приезжал кто кто приезжал».
– Кто именно тебя интересует? Сегодня через нас, кажется, сто человек проехало. Мы ведь заканчиваем стройку.
«Не ври не ври», – повторил Отто и переключил свой лихорадочно горящий взгляд на Ури, который пытался проскользнуть мимо с охапкой курток и пиджаков.
Стальная лапа заколотила в рельс с удвоенной скоростью:
«Стой Ури куда вещи Карла почему кто приезжал кто».
С чего она взяла, что Отто не в счет? Да у него память, как ни у кого другого!
Услышав про Карла, Ури приостановился было, но Инге нетерпеливо указала ему на дверь:
– Уходи скорей, уходи, я уложу его в постель и приду.
Отто отчаянно задергался в кресле, возражая всем телом:
«возьми меня к себе я не хочу один что случилось что случилось».