Готика

Я молилась о том, чтобы мы могли продвинуться дальше сексуальных отношений, но его желания были столь страстными, что были времена, когда даже при свете права и разума мое холодное, ледяное тело, представляющее собой защитную конуру, оттаивало и пылало первобытным желанием. Но сейчас? Но здесь? Возьми меня домой, — хотела я сказать, — давай будем в нашей собственной кровати, где ты можешь ласкать меня и где мы можем шептать друг другу на ушко и хохотать, но не здесь, не сейчас.

Он плотно прижал меня к полу, и вырваться было никак не возможно. Я хотела, чтобы он поцеловал меня в губы, но его лицо заскользило вниз по моему телу. Я хотела повернуть его обратно, но он прижался к моему животу, и я почувствовала его горячее дыхание. Его пальцы проникли под мою юбку. Он раздевал меня. Его руки ласкали внутреннюю поверхность моих бедер. Он прижался губами к моему колену. Я забросила ноги ему на плечи, он взял нежными руками мою горящую плоть, целовал ее страстно. Но в его действиях не было счастья, не было игры, это было механическое движение, вызванное красно-рубиновой жидкостью. Я отвернулась и увидела Байрона. Байрон — лорд наслаждения, гедонист по природе, содрогался от удовольствия в акте фелляции с Клер.

Перед глазами у меня поплыло. Изумленная от неожиданности, я закрыла глаза, но картинка осталась. Я почувствовала волну охватывающего меня отвращения. Клер. Даже Клер. Как она могла себе позволить такое? Меня душил, не давая дышать, вес тела Шелли, потихоньку меня стало тошнить. Тошнота подкралась внезапно, я сомкнула свои ноги, но он сильной рукой раздвинул их.

Другая рука гладила меня по животу. Это была горячая, сухая рука лорда Байрона.

Шелли тяжело дышал. Я снова отвернулась, ускользая от его губ и языка. Губы, язык, член — все наполняло меня отвращением.

— Нет, — молила я. — Нет, нет…

Рядышком устроился Полидори, постоянный свидетель. Его лоб был покрыт крупными каплями пота. Одной рукой он перебирал четки, а другая рука находилась между его ног — обе двигались с одинаковой скоростью, в то время как взгляд его неотрывно следил за нами. Тут мне стало совсем плохо.

Я закрыла глаза. Шелли поцеловал меня в шею, я вздрогнула. Если это должно было случиться, то пусть случится. Пусть случится быстро, пусть это все закончится. Господи, Господи, Господи…

Внезапно раздался оглушительный удар грома, такой громкий, что казалось, разверзлась земля. Раскрылось окно. Ветер всколыхнул занавески, с полок слетели листы бумаги и закружились по комнате, как летучие мыши. Я вскрикнула, когда холод дотронулся своим ледяным языком до моего тела. Пришелец. Когда ярко-голубая молния заполонила гостиную сиянием, мы совершенно растерялись, в ужасе увидев пугающую тень на растрескавшемся белом потолке, рядом с раскачивающейся люстрой — замерли. Несомненный силуэт монстра. Гораздо выше человека, с гротескными и безобразными чертами. Его длинные нечеловеческие лапы были раскинуты в разные стороны, он потрясал ими, как рассерженный боец кулаками, и постепенно приближался к нам под проливным дождем…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Из окна, у которого мы собрались, поспешно одевшись, мы вскоре могли без труда увидеть при свете луны невинную причину наших страхов. В саду Диодати стояло дерево с разметанными ветром и дождем ветвями. Высокий и когда-то гордый ствол теперь согнулся, расщепленный надвое ударом молнии. Было ясно, что эта жертва стихии, ставшая теперь разрушенным памятником, отбросила такую пугающую тень на потолок над нашими головами…

— Всего-то навсего — старый каштан, — сказала я спокойно. — Расщепленный молнией.

Байрон произнес:

— Он казался живым.

Шелли застегнул воротничок:

— Говорю вам, что молния имеет власть над нашим…

— …воображением? — вставил Байрон.

Могу сказать, что в его голове пронеслось: существуют вещи на небе и на земле гораздо более значительные, чем мы можем вообразить.

— Но разве наше воображение не обладает большой властью? Молния уничтожила дерево, а наше воображение вновь вернуло его к жизни.

Я подумала, что в такую ночь воображение не может не сыграть с нами шутки, но что значит воображение, как не мысли и представления? Только наука и искусство могут сделать их реальностью.

Байрон открыл окно и вышел на балкон, ветер крепчал, но дождь прекратился. Буря, все еще пронизывающая небо темными тенями, сделала паузу, перегруппировав свои космические армии.

Он прислонился к высокому каменному столбу. Когда Клер села рядом с ним на перила парапета, Байрон посмотрел в ночь темными глазами, мысли его были еще темнее.

— Что значит создать историю о привидениях? Возбуждение. Пустое щекотание нервов. Биение сердца. И в конце: ничто… — его глаза сузились, он перешел на тишайший шепот, как будто они слушали его мысли, — но создать привидение…

Мы молчали.

Он положил руку на плечо Шелли.

— Не писать о страхе, но чувствовать страх.

— Что значит захватывающая игра слов на бумаге по сравнению с реальным дыханием смерти?

Полидори кашлянул в кулак.