После окончания последнего занятия она говорила друзьям, что пойдет в библиотеку, а сама задерживалась в аудитории, где он нагибал ее над столом или прижимал к окну, чтобы она видела перед собой одни только скалы, пока он врывался в нее сзади. А иногда в самом деле шла заниматься в библиотеку.
После ужина она сообщала всем, что сходит прогуляться, и тогда встречалась с ним в Хранилище, которое было закрыто для студентов из-за ремонта, или проводила с ним несколько часов в его комнате.
Они трахались.
Много трахались с неутолимой жаждой, которая, казалось, становилась все безумнее, и пылкой нежностью, что будто бы пронизывала все глубже. Разговаривали тоже помногу, когда лежали в постели, переводя дыхание, или в ванне, любуясь видами, или в лесу, куда ходили на прогулку. А порой они не говорили вовсе. Иногда он играл свою музыку, изгонявшую его демонов, а она читала романы, взывавшие к ее ангелам.
Кем бы они ни были, они просто были. Перестали противиться ходу событий и просто отдались ему, не зная, к чему он их приведет.
Оттого, что в озере были найдены тела, все на кампусе стали еще больше страшиться этих лесов. Больше туда никто не ходил, а слухи о том, что мертвецы бродят по замку, казалось, находили в умах людей все больше подтверждений. Все начали видеть призраков. Рассказы о том, что их видели в башнях, в коридорах и в садах стали разноситься по всему университетскому двору. Дошло до того, что Корвина была готова биться головой о стену, когда один из сокурсников поклялся, будто видел, как призрак отливал в туалете.
Корвина не верила слухам, главным образом, потому что голоса в ее голове замолчали. Но все же она не чувствовала облегчения, ведь близился Черный бал. Ее пронзило предчувствие злого рока, ощущение, будто что-то пошло не так. Доктор Детта так и не перезвонил ей, и оттого становилось еще неспокойнее.
– Не могу это объяснить, – сказала она Ваду ранним утром, развалившись в кресле библиотеки после блаженного, полного оргазмов сексуального марафона. – Кажется, словно… мои инстинкты взывают ко мне. Случится что-то плохое, а я не знаю что.
Вад, сидя на корточках, ворочал дрова в камине. Свет горящего пламени освещал его притягательное лицо. Погода заметно улучшилась в течение дня, но по утрам по-прежнему было очень холодно.
– Такое чувство пробуждает что-то конкретное? – спросил он, садясь в стоящее рядом с ней мягкое кресло в красно-коричневой обивке, и застегнул рубашку, на которой не хватало одной пуговицы, что оторвалась и затерялась где-то на полу библиотеки.
Корвина задумалась над его вопросом, пытаясь понять, о чем думала в момент, когда ее посещало это чувство. У нее екнуло в груди.
– Оно всегда усиливается после того, как мы бываем вместе. Я… Мне кажется, что это может быть связано с тобой или, может, твоей семьей?
Вад опустил ладонь ей на колено, чтобы перестала дергать ногой.
– Быть может, виной тому гормональный выброс. Не хочу показаться самовлюбленным придурком, но у тебя происходит мощный всплеск гормонов, когда ты со мной. Ты все ощущаешь острее. Возможно, причина в этом.
Порой он был слишком рационален. Корвина вздохнула.
– Тогда мы возвращаемся к исходной точке, в которой я решительно ничего не понимаю.
Он сжал ее колено.
– Вчера приезжал Аякс. Сказал, что удалось установить личность десяти жертв. Четверо остаются неопознанными.
– Но их же было всего пятнадцать, так ведь? – Корвина помнила это по количеству пустых могил.
– Да. – Вад встал. – Их могли выбросить в другом месте. В таких-то лесах мы, возможно, никогда этого не узнаем.
– Ты уходишь? – Корвина подняла голову, чтобы посмотреть на него, и увидела его высокую широкоплечую фигуру, облаченную в черное.
Волосы были зачесаны назад, а седая прядь поблескивала в свете камина, подчеркивавшем его красивые скулы и пылающие серебристые глаза, которые не утратили ни капли своей глубины. Боже, он был так же великолепен, как и в ту ночь несколько месяцев назад, когда она увидела его впервые.
– Мне сегодня нужно закончить работу над диссертацией. – Вад наклонился и приник к ее губам в алчном поцелуе, а потом чмокнул в сережку в носу и сверкнул пылающим взглядом. – Веди себя хорошо.
– А когда бывало иначе? – улыбнулась она.
Его губы дрогнули в улыбке, и, взяв две книги со стола, на котором трахал ее, он вышел из библиотеки.
Корвина шумно выдохнула и вернулась к изучению основ критической теории, а тревожный спазм в желудке так толком и не ослаб.
И в этот момент Корвина впервые в жизни открыла свой блокнот, сняла колпачок с ручки и дала волю мыслям.
Корвина взглянула на бредни, которые написала, поддавшись потоку сознания, затем закрыла глаза, вырвала страницу и бросила ее в огонь. Пламя поглотило ее, растворяя чернила и смешивая с пеплом, которым все обернется в конце.