Готикана

Он игнорировал ее в течение нескольких мгновений после этого, его челюсть задвигалась, когда он продолжил ремонтировать. Корвина смущенно закрыла глаза и выдохнула. Вероятно, именно по этой причине ей следовало держать рот на замке, особенно с мужчинами, от одного взгляда которых у нее начинал трепетать живот. Она была уверена, что в кампусе будет еще один. И она была молодой девушкой, обретающей себя. Сильное вожделение было чем-то, что она испытывала впервые, и она обязана была исследовать его для себя. Она должна найти кого-нибудь.

— Кого ты сочла бы условно красивым? — его слова дошли до нее.

Она не ожидала, что он спросит ее об этом. Корвина с минуту размышляла над этим, раздумывая, стоит ли вообще что-то говорить. Скорее всего, нет.

— Твое мнение, Джакс красивый? — спросил он тихо, слишком тихо.

Корвина сглотнула. У нее было чувство, что любой ответ будет неправильным.

— Так думает моя соседка по комнате.

Он не смотрел на нее.

— Я спросил твоё мнение.

— Да, — призналась Корвина, ощущая, как между ними возникло напряжение. — Я бы сказала, что он условно красив. Я не хотела, чтобы мой комментарий был грубым. Извини, я не лучший собеседник.

Он просто склонился над пианино, его рука агрессивно потянула за аккорд, и это действие воспламенило что-то внутри нее. Корвина замолчала, наблюдая за его работой, и прикусила язык. Наверное, ей следовало молчать.

— Насколько хорошо ты знаешь Джакса? — задал он вопрос после долгой паузы.

— Хм, — он хотел, чтобы она выкопала какую-нибудь яму. Какого черта он спрашивал о Джаксе? Она нахмурилась, услышав вопрос. — Я думаю, мы друзья.

— Друзья, которые держатся за руки? — его вопрос прозвучал тихо, но громко в наступившей тишине.

Корвина замерла, тасуя карты, глядя на его руку, ее сердцебиение утроилось, она знала, что он видел, как они вышли из леса. Джакс все еще держал ее за руку, ту самую, которую держал этот мужчина в библиотеке, прямо перед тем, как попробовать ее на вкус.

Она молчала.

Внезапно он положил свой инструмент и вскочил со скамейки, его длинное гибкое тело в три быстрых шага сократило расстояние между ним и ее камнем. Он остановился перед ней и наклонился, его руки легли на камень по обе стороны от нее, удерживая ее на месте. Когда Корвина посмотрела в его грозные глаза, ее сердце заколотилось в грудной клетке.

— Что бы это ни было, это не может произойти, — сказал он ей тихо, четко, его голос был тихим, но твердым. — Ты моя ученица, а я твой учитель, но, что еще хуже, я опасен. Девушки, с которыми я общаюсь, начинают танцевать со смертью гораздо раньше, чем следовало бы. Если тебе дорога твоя жизнь, не смотри на меня так. — он наклонился ближе, его теплое дыхание и жгучий запах окутали ее. — Это заставляет меня хотеть чего-то, маленькая ворона.

— Чего-то, как что? — прошептала она, ее сердце застряло в горле, взгляд встретился с его.

— Как мой кулак в твоих волосах и мой язык у тебя во рту, — резко сказал он ей, и черты его лица напряглись. — Как я трахну тебя на глазах у парня, который держал тебя за руку, просто чтобы сказать ему, что ты никогда не будешь его. Как склонить тебя над моим столом после занятий и сказать, чтобы ты обхватила губами мой член, как ты это делаешь со своим карандашом.

Ее тело, сердце, лицо горели огнем. Никто никогда не говорил с ней так. Она читала подобные слова в книгах, произносимые с энергией и страстью, но никогда не представляла, как они будут сосредоточены на ней.

Он навис над ней, его лицо было единственным, что она видела, ее грудь вздымалась от картины, которую он нарисовал. Она хотела этого. Хотела всего этого. Хотела принадлежать его мужчине, который смотрел на нее такими непостоянными, свирепыми глазами. Но он был опасен, неизвестен, загадочен.

— Это вожделение, — прошептала она, пытаясь дать этому оправдание.

— Нет, Корвина, — уголки его губ дрогнули. — Я познал вожделение. Это кое-что похуже. Это варварская потребность обладать, уничтожать, владеть. Это безумие.

Безумие.

Это было похоже на безумие, разве нет? Другой вид безумия, к которому она привыкла, но тем не менее безумие.

Корвина посмотрела на него, ее рука поднялась, чтобы коснуться его рта, как он касался ее в библиотеке. Его глаза вспыхнули, руки выпятились, застыв на месте. Его губы были мягкими, полными, когда она провела по ним пальцами, их глаза не отрывались друг от друга. Ее пульс затрепетал на шее, соски затвердели под тканью ночнушки.

Легкий ветерок ласкал ее, луна пряталась за облаками, словно давала ей уединение, секретность, мужество, в котором она нуждалась. Слегка приподнявшись, она вытянула шею и прижалась губами к пальцам над его ртом, их носы соприкоснулись, когда она наклонила голову и убрала руку, оставляя последний сантиметр пространства между ними.

— Если это безумие, — прошептала она почти у самых его губ, — Утопи меня в нем.

— Дерьмо, — ругательство слетело с его губ прямо перед тем, как он сократил дистанцию, обрушив свои губы на ее.