Готикана

Он резко вошел в нее, и на этот раз Корвина прижалась ртом к его шее и застонала, их бедра соприкасались, сливаясь самым примитивным способом, которым мужчина и женщина могли получать удовольствие. Угол его проникновения задевал ее клитор при каждом движении, посылая электрический ток через все ее тело, пульсируя от ее киски к конечностям.

— Вад, — прошептала она, уткнувшись ему в шею, умоляя его перенести ее через край.

Он сильнее погрузился в нее при следующем толчке, звук облаков, тяжелое дыхание и влажные шлепки их кожи были единственными звуками в комнате. Ее губы приоткрылись, когда знакомый жидкий огонь пробежал по ее венам, заставляя позвоночник изгибаться, а конечности задрожать, ее пятки впивались в его спину, ногти царапали его бока, когда экстаз шипел в ней, заставляя ее киску кричать, а душу кровоточить. Ее рот открылся, и она укусила его за плечо, сдерживая крик, ее тело дернулось, когда она кончила в мгновение ока.

Его собственный стон удовольствия исчез в ее шее, его семя заполнило ее рывками, когда он вошел в нее, двигаясь даже во время оргазма, продлевая их удовольствие так долго, как только мог. Он рухнул на нее после, прежде чем отодвинуться в сторону, они оба тяжело дышали и смотрели в потолок, пытаясь отдышаться.

— И так будет всегда? — спросила Корвина, набрав полную грудь воздуха, зная, что ей нужно вытащить подушку из-под бедер, но слишком без сил, чтобы даже попытаться пошевелиться.

— Когда все наладится, — сказал он ей на собственном вдохе.

Если все наладится, она умрет.

Через несколько секунд он поднялся и встал с кровати, и Корвина подавила вздох разочарования от немедленного расставания. Она чувствовала себя нуждающейся, желая его прикосновений, нежности и утешения. Это не было похоже на то время в машине, когда ее мышление было другим. Теперь она ощущала себя по-другому, новее. Ей нравилось, когда он брал на себя ответственность и заботился о ней.

Она услышала стон труб и звук воды, прежде чем он подошел к ней. Он убрал подушку из-под ее бёдер и бросил на пол, затем поднял ее на руки и направился в противоположную сторону чердака в слабом свете лампы, неся ее через дверь, которая, как она предположила, была ванной.

Она была большой и темной, ибо он не включил свет, с каменными стенами и видимыми трубами, богато украшенным старинным зеркалом и раковиной прямо перед дверью. Он остановился на мгновение, и она посмотрела на их отражения в свете, исходящем из комнаты, пораженная образом — его высокая, широкая, красивая фигура, набитая мускулами, держащая ее невысокую, миниатюрную фигуру с изгибами, ее длинные черные волосы, дико спадающие на его руку, его собственные темные с сединой волосы, растрепанные ее пальцами. Их глаза, серебристые и фиолетовые, уставились друг на друга.

— Ведьма, — прошептал он ее отражению, и в его взгляде и тоне слышалась очевидная привязанность.

— Дьявол, — выдохнула она, надеясь, что он нашел то же самое в ее взгляде и голосе.

Судя по улыбке, коснувшейся его губ, он нашёл. В этот момент ее поразило, как два слова, которые были брошены в них, как проклятия, исказились, чтобы стать их собственными терминами нежности, таким образом, что теперь тепло на сердце.

Он повернул их в сторону, к белой ванне на когтистых ножках, наполненной водой, от поверхности которой поднимался пар. Но не это привлекло ее внимание. Это было огромное старинное арочное окно прямо перед ванной, из которого открывался вид на темную гору впереди и Академическое Крыло, освещенное электрическими факелами наверху. Ночью это было так захватывающе, что она даже не могла представить, как это выглядело днем.

Он поставил ее на пол, выключая воду, и Корвина подняла волосы вверх, скрутив их в большой пучок на макушке, чтобы они не упали, когда он залез в ванну. Указав на пространство перед собой, он притянул ее к себе и усадил, наклоняя их обоих, пока они не погрузились в воду.

Жар от воды удивительно действовал на ее ноющие мышцы, особенно между ног.

— Я не могу включить свет и рисковать, что нас кто-нибудь увидит, — сказал он ей в шею. — Окно видно сверху.

Корвина посмотрела на открывшийся вид и счастливо вздохнула.

— Это прекрасно.

Они немного посидели в дружеской тишине, просто наслаждаясь моментом посреди ночи с прекрасным видом, когда все спали, а они бодрствовали, принимая ванну после проведённого времени вместе.

— С тобой я чувствую себя в безопасности, — призналась Корвина в темноте.

Он крепче обнял ее, но промолчал. Что-то в этот момент — томность, темнота, нагота — она не знала, что это было, заставило ее заговорить.

— Я почти каждый день теряюсь. Иногда в своих мыслях. Все еще пытаюсь ежедневно разобраться в себе. И такое чувство, что каждый день мир продолжает вращаться вокруг чего-то нового и худшего, — она сделала паузу, не отрывая глаз от вида. — Я строю свой замок по кирпичику в разгар шторма, и мне интересно, рухнет ли гора под моими ногами. — она повернула шею, ловя его взгляд. — Ты моя гора, мой Вад. Не знаю, как и не понимаю, почему, но так или иначе, я строю свой замок на тебе.