Он оставался у нее за спиной, не совсем прижимаясь к ней, но так
— Ты насладилась толпой учеников в тот день? — спросил он, его голос был похож на дым, который сгустил воздух между ними. — Тебе доставило удовольствие знать, что они ничего не знают? — он слишком хорошо ее знал. — Отвечай, — приказал он.
— Да, — честно ответила она, ее ребра расширялись с каждым вдохом.
— И тебе приятно осознавать, что кто-то может поднять взгляд с тропинки и увидеть, как ты прижимаешься к стеклу? — услышала она его шепот в правом ухе, его горячее дыхание согревало ее кожу.
— Я... — она начала говорить и почувствовала, как его нос коснулся ее мочки, ее слова превратились в стон.
— Как ты прижимаешься к стеклу, когда дьявол трахает тебя за спиной? — он снова вздохнул. — Тебя это волнует?
Она кивнула.
— Хорошая девочка, — похвалил он ее. — Ты надела это для меня? — спросил он, играя с бретелькой ее кружевной ночнушки.
— Мне нравится надевать их, когда я ложусь спать, — захныкала она, когда его язык лизнул ее засос, снимая лямку с ее плеча, обнажая одну грудь перед стеклом.
Никогда в жизни она не была так возбуждена, как сейчас.
Он взял ее волосы в одну руку, потянул за них, заставляя это восхитительное покалывание пробежать по ее голове, вниз по шее, прямо к соскам, прижимая их к холодному стеклу, ощущение заставляло ее стонать.
— Тише, — приказал он. — Мой рот или мой член?
Ее голова откинулась назад.
— И то и другое.
— Жадная девочка, — его голос звучал весело, его пальцы обнаружили влажные складки. — Такая влажная для меня. Выбирай, рот или член?
Румянец пополз по ее шее, при понимании, что ей придётся устно использовать грязное слово. Она никогда не произносила их раньше, даже с ним, и это было странно, хотя ей нравилось слышать, как он это говорит.
— Ты.
— Я что?
— Второй вариант.
Он усмехнулся.
— Ты должна сказать это вслух, маленькая ворона.
Боже, он раздражал. Она вдохнула.
— Твой... член.
— И где ты хочешь его почувствовать?
— Внутри себя.
— Где, Корвина? — напевал он, целуя ее в шею. — На твоих губах, в киске, в заднице? Где ты хочешь его почувствовать?
Румянец на ее лице был огненным.
— В моей киске.
Он погрузил в нее палец в качестве награды, и Корвина приняло его, такая жаждущая и влажная, что с нее стекало по бедрам.
Почувствовав, как он устроился позади нее, такой знакомый и в то же время такой новый каждый раз, она ахнула, ощутив, как он вошел, заполняя ее под мучительным и экстатическим углом. Ее голова откинулась на его плечо, ладони прижались к стеклу, когда он поцеловал ее плечо и шею, руки Вада зажали ее между стеклом и его телом.
— Моя прекрасная, сексуальная маленькая ведьма, — он медленно проник в нее, так глубоко, что она могла чувствовать пульсацию его члена у каждой внутренней стенки. — Говорит мне, что чувствует то же самое. Блядь, создана для меня. Мое безумие.
Его слова, сказанные ей на ухо, такие мягкие, нежные, контрастировали с волнением от их встречи, посылая восхитительные вспышки огня и радости по ее крови.
— Твоя вселенная создала тебя для меня, не так ли? — нежно спросил он, одной рукой обхватив ее грудь. — И это сделало меня тем, кем я являюсь для тебя. Чтобы я мог дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Даю ли я тебе то, в чем ты нуждаешься?
Корвина повернула лицо в сторону, их губы встретились.
— Ты даешь мне больше.
— Блядь, — он поцеловал ее, глубоко входя, проглатывая звук ее стона.
Его губы снова скользнули вниз по ее шее, и Корвина положила голову ему на плечо, раздвинув ноги шире, облегчая его движение.
Внезапное ощущение призрачных муравьев, ползающих по ее коже, заставило ее замереть.
Корвина подняла голову, оглядываясь, ее взгляд упал на свое отражение в стекле, и она увидела, что ее глаза полностью почернели.
— Что это? — услышала она его голос позади себя, когда в ее голове возник другой, голос, который она не слышала уже несколько недель, сопровождаемый запахом разложения.
—
Озноб пробежал по ее телу, и она вдруг почувствовала себя опустошенной и обернулась.
— Что ты увидела? — потребовал он, его глаза были серьезными, когда он наклонился и приблизился к ней.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но снова раздался голос.
—