Готова на все (СИ)

Настроение, и без того паршивое, превратилось просто в жуткое. Вот такой вот шкаф, с парой-тройкой засаленных от старости тряпок – одно из самых страшных, мучительных унижений, которое только может выпасть на долю женщине. Ведь она работает и зарабатывает – почему же у нее никогда нет денег на приличную одежду? Когда она в последний раз тратила деньги на себя? Эля призадумалась. Два года назад, тоже зимой, ей пришлось купить сапоги. Она тогда почувствовала острый холод в правой ноге и обнаружила, что старый сапог просто раскрылся, словно цветочек, бесстыдно явив всей улице надетый поверх колгот ярко-красный махровый носок. А одежду она не покупала столько времени, что желание приобрести хоть что-то новенькое и незаношенное больше всего напоминало давний, застарелый голод.

Так, сейчас обрадуем бабульку – в таком виде действительно никуда нельзя ходить.

- И куда ж ты со своей мобилки позвонишь? – иронически поинтересовалась бабушка.

- Что? – переспросила Эля, уже позабывшая, о чем, собственно, они разговаривали. Так, а если надеть длинную черную юбку – черное всегда элегантно – и блейзер? Эля подняла на вытянутой руке классический, темно-синий, отсвечивающий золотыми пуговицами клубный пиджак, такой элегантный в своем сходстве с военно-морской формой Британии. Тоже, конечно, не молодой, если присмотреться, лацканы лоснятся. Но по крайней мере, это единственная по-настоящему фирменная вещь в ее гардеробе. Когда-то – кажется, в совсем другой жизни – отец привез его из Лондона. Подарок на защиту магистерской в Кремсе. В ту пору он рассказывал о ее успехах всем, направо и налево, и просто светился от гордости, всякий раз слыша в ответ: «Неудивительно, дочь такого отца…». Эля чувствовала себя персонажем из старой американской фантастики: Сумасшедший Профессор и его Красавица Дочь. Впрочем, как отец никогда не считал себя – сумасшедшим, так и ее – красавицей. Как не обидно, насчет второго он был прав – вот уж красавица в обносках!

- Ты меня вообще слушаешь? – возмущенная бабушкина физиономия возникла прямо у Эли перед глазами, - Куда ты собираешься звонить со своей мобилки? Отец же заявил, что это его телефон!

- Плевать я хотела на его заявления, - пытаясь скрыть проявившуюся в голосе неуверенность, буркнула Эля, - Позвоню, и все дела! Как приедем в ресторан, так сразу и позвоню, скажу, где мы. Ты просто трубку должна раньше него ухватить.

- Я-то ухвачу, только ты не позвонишь, - отрезала бабушка.

Эля уронила блейзер на диван, сразу почувствовав себя так, как, наверное, чувствует проколотый воздушный шарик. Она даже невольно прислушалась, почти уверенная, что услышит свист вытекающего воздуха. Она представила себя сидящей за столиком в ресторане, нервно набирающей номер и замирающей от ужаса – вдруг бабушка не успеет к доживающему последний вечер параллельному телефону и трубку опять возьмет отец. А потом она услышит его голос, и торопливо отключится, пока он не понял, что это она звонит, и именно по этому торопливому отключению он поймет, что звонила она, и губы его снова зло скривятся… Эля чуть не застонала в голос.

Господи, папочка, когда же это случилось с нами? Случилось с тобой? Бабушка, как всегда, ответила бы, что во всем виновата «эта стерва», но Эля знала точно – все произошло гораздо раньше. Пожалуй, началось с появления в ее жизни Виктора. Профессора и в старых книжках не слишком любили, когда рядом с Дочерью появляется Герой, но там им хоть авторы пакостить не давали! А отец, когда понял, что проповеди на тему «брак и дети сломают твою карьеру и лишат тебя будущего» успеха не имеют, и свадьба все-таки состоялась, тут же словно взбесился. Каждый вечер, стоило им с Виктором остаться наедине, раздавался стук в дверь вот этой самой комнаты, и появлялся отец, чтобы утащить Элю с собой: то у него компьютер сбоил, то надо было его статью вычитать. Отец словно задался целью доказать, что дочь по-прежнему принадлежит ему, что брак ничего не изменил. А когда однажды она отказалась стоять над заедающим принтером, по одному листику подавая в него бумагу, отец сперва изумился – наверное, не меньше, чем если бы табуретка не позволила ему на себя сесть. И с той поры как отрезало – он общался с Элей все меньше и меньше. А после рождения Ясика сделал ей первую большую гадость. Прямо в присутствии Эли, небрежно так, с усмешечкой обронить проректору самого дорогого и престижного частного вуза города: «Моя дочь – человек крайне ненадежный.». Ни на один Элин звонок проректор больше не ответил. Будто не он предлагал Эле преподавательскую должность, полторы ставки и сетку часов на ее вкус.

А ей так хотелось эту работу! Она решила бы все ее проблемы!