Готовность номер один

Чтобы сократить время набора высоты, Юрий летел на форсажном режиме. Вариометр показывал максимальную скорость по вертикали. Какое-то время полет самолета мало чем отличается от полета ракеты. Стахов находился почти в лежачем положении. Отдаленно его полет напоминал отлет космонавта от планеты до выхода космического корабля на орбиту. Старшему лейтенанту представилось на мгновение, что он только что отправился в первое космическое путешествие на Луну. Сколько раз, еще в средней школе, Стахов мечтал о том, чтобы первым из землян попасть на Луну, первым ощутить под ногами лунную твердь. Глаза летчика впились в приборную доску. А внизу простиралась окутанная облаками Земля. На Земле было известно каждое действие летчика, хотя он находился теперь за сотни километров от аэродрома. Полет проходил над морем. С высоты, сквозь разрывы в облаках, оно было похоже на поверхность неведомой Стахову планеты, залитой водой. «Может быть, так будет выглядеть Венера, когда люди проникнут сквозь густую ее атмосферу», — мелькнуло в его голове.

Стахов с нетерпением ждал, когда же, наконец, дадут команду начать поиск цели с помощью бортового локатора. Его охватил азарт. Так всегда бывало, когда перед ним ставилась трудная задача, когда его действия были связаны волей штурмана наведения. Он боялся, что штурман допустит ошибку в расчетах, и тогда перехват не состоится. Больше всего на свете Стахова тяготила зависимость от другого человека. Ведь этот человек мог напутать. Иное дело, когда все зависело от самого себя. Тут уж можно вывернуть себя наизнанку, а добиться нужного результата. Наедине с приборами и арматурой Стахов чувствовал себя уверенно.

Однако прежде чем поступила команда начать поиск, он заметил инверсионный след от самолета-цели. Словно толстая белая веревка протянулась к горизонту. С каждой секундой «веревка» становилась длиннее — цель шла на большой скорости. Летчику приказали развернуться и тоже увеличить скорость.

— Цель впереди, — передал штурман наведения.

И Стахов тотчас же увидел на экране бортового локатора импульс от цели. Теперь нужно было пилотировать самолет по электронному авиагоризонту и только периодически контролировать положение самолета в пространстве и режим полета по пилотажно-навигационным приборам. Цель, как того и следовало ожидать, начала выполнять маневр. Изменила направление на тридцать градусов и снизилась. Стахов это сразу заметил по перемещению отметки цели на экране. Маневром своего самолета попробовал удержать цель на линии нулевого азимута, увеличил скорость сближения. Теперь он верил, что перехватит цель.

— Атакуйте, — приказали ему.

Выполнение атак на высотах, близких к боевому потолку перехватчика, связано с некоторыми неудобствами. Теряется эффективность действия рулей, отчего все эволюции в пространстве самолет выполняет вяло и с запозданием. Но это летчика не особенно смущало, потому что цель находилась в таких же условиях.

Перед стрельбой он уменьшил скорость самолета и наконец уравнял ее со скоростью полета цели. Нажал на ручке управления кнопку фотострельбы. Если бы цель была самолетом врага, а под плоскостями стаховского истребителя висели ракеты, тогда жить противнику оставалось бы считанные секунды. А так он, конечно, продолжал себе полет по заданному маршруту, лишь попав в объектив фотоаппарата. Стахов вышел из атаки и доложил на КП о выполнении задания.

— Отвал, — передали ему и сообщили расстояние и курс полета на аэродром.

«Что и требовалось доказать», — с удовлетворением подумал Стахов, выполняя команду. На лице его играла победоносная улыбка.

Стахов увеличил скорость. Ему не терпелось вернуться на землю.

Однажды после танцев

Лететь по бесконечной прямой — это утюжить воздух. Никаких новых впечатлений, никаких новых эмоций. Стахову казалось, что время остановилось. И он без конца сверял свои часы с бортовыми. Монотонно гудела за спиной турбина в тысячи лошадиных сил, беззвучно хлопал под приборной доской глазок датчика кислорода, отмечая вдохи и выдохи летчика, а где-то глубоко внизу, на дне необозримого голубого океана, лежали залитые солнцем облака, белые, как застывшие гребни волн, однообразные. Иногда мелькал разрыв между ними, и Стахов видел на мгновение серую, будто голую землю, паутинки дорог и речушек, домики крохотные, словно вылепленные ребенком из цветного пластилина, — и снова облака, облака, облака…

И все-таки нельзя сказать, чтобы настроение у летчика при этом однообразии полета было плохим. Он отлично справился с заданием и теперь, пролетая над землей, ощущал ее необъятность и величие, что всегда восхищало его.

К тому же он не терял надежды на встречу с Беллой. Он даже попытался представить себе эту встречу, но ничего не получилось. Видимо, он боялся обнадежить себя, хотя не признался бы в этом даже себе. И не потому ли воображение не хотело повиноваться его желаниям. Зато перед ним непрошено, как на экране, проходили события более отдаленные.