Готовность номер один

После этой встречи не нахожу себе места, работа валится из рук, разговаривать ни с кем не хочется. Проклинаю Шмырина. Думаю, как поступить, что предпринять, чтобы загладить свою вину. Но так ничего и не могу придумать.

Страница тридцать восьмая

Меня назначают дежурным по стоянке. Буду находиться возле самолетов. Я отвечаю за них и за все оборудование стоянки нашей эскадрильи до тех пор, пока не сдам свое хозяйство часовым. Утро выдалось довольно морозным. Стоять на месте холодно, хотя я в теплой куртке и в ватных брюках, и к тому же только что плотно позавтракал. Что там ни говори, а Бордюжа был прав, сказав однажды:

— Лето в наши места не спешит. Наступит марток — наденешь семеро порток.

На дворе апрель, а эти его слова не утратили смысла. Медленно прохаживаюсь от самолета к самолету, с вожделением посматривая на сизый дымок, курящийся из трубы техдомика. Так мы называем здание для технического обслуживания, что стоит позади самолетных стоянок. Оно напоминает барак с длинным коридором и множеством комнат. В этих комнатах размещаются классы для технического состава, лаборатории групп обслуживания, небольшая слесарная мастерская.

Свято место не бывает пусто. Особенно многолюдно в техдомике зимой. Здесь у нас проходят политзанятия и занятия по технической подготовке, здесь, как и в ТЭЧ, есть стенды для проверки и ремонта самолетного оборудования. Надо технику или механику исправить какой-то агрегат или прибор, он быстренько снимает его с самолета и бежит скорее в техдомик. Здесь и сделает все, что положено, не боясь отморозить руки. Техдомик по праву называют у нас филиалом ТЭЧ.

Крепче прижимаю к плечу широкий ремень карабина. На другом боку висит противогаз. Ремни плотнее прижимают куртку к телу, в армии и ремни греют.

Словно отражение в зеркале, прохаживается на стоянке соседней эскадрильи такой же, как и я, бедолага — тоже дежурный по стоянке, гулко хрустит снег под ногами. Местами его намело по колена. Иногда мы сходимся вместе и перебрасываемся несколькими фразами.

— Наши космическую ракету запустили в сторону Луны. Только что передали по радио, — говорит он. — Сам слышал.

Мы спешим к репродуктору, установленному около техдомика. Но диктор уже сообщает о другом: в Вашингтоне парафировано соглашение о продаже Англии 100 американских ракет «Поларис» для проектируемого английского подводного флота, оснащенного ядерным оружием. Нехорошая весть. Раньше, на гражданке, я почему-то не придавал большого значения такого рода вестям. А теперь каждое подобное сообщение настораживает меня.

— Сегодня парковый день? — спрашивает мой коллега.

— Первые два часа — подведение итогов за месяц.

— Это у офицеров. А солдаты прорабатывают приказы и бюллетени. Велено проверить подшипники осей стабилизаторов.

— А что случилось?

— Есть указание.

Мы можем попеременно зайти в техдомик погреться. Но злоупотреблять этим нельзя. Впереди еще большой-пребольшой день. Тихо на аэродроме. Беззвучно крутятся на взгорке антенны радиолокаторов. Операторы неусыпно следят за небом.

Дежурный по соседней стоянке тоже скучает, глядит по сторонам, напевает себе под нос какую-то песенку. Часа через полтора снова встречаюсь с ним на стыке двух стоянок.

— Что-то долго не идет народ на работу, — говорю ему, поднимая воротник куртки.

— Уже замерз? — усмехается дежурный, оглядывая меня критическим взглядом. — Иди погрейся. Посмотрю за твоими аэропланами.

— Пожалуй, — говорю я.

Дежурный по домику Бор дюжа стоит в коридоре возле одной из дверей и слушает, что говорят в классе теоретической подготовки. На широком мясистом лице ярко выраженное любопытство. Бор дюжа вообще любопытный, любит посмотреть и услышать то, что не предназначено для его глаз и ушей.

Увидев меня, прикладывает палец к губам.

— Что там? — заглядываю в щелочку.

За столами сидят наши женщины-солдатки. Слушают, что говорит старший инженер. Среди них и Лера. О чем-то глубоко задумалась, на лице тихая печаль. Возможно, обо мне думает. Как хочется узнать ее мысли!

Цветаев рассказывает девушкам о новых самолетах. Я тяну Бордюжу за рукав:

— Пойдем, вдруг выйдут. Не хорошо получится.

— Не выйдут, — успокаивает меня Сан Саныч. — Эта дверь только после хорошего пинка открывается. Они там этого не знают.

Он остается на месте. А мне совестно что-то делается. Пробираюсь к печке, грею руки. «Завтра подойду к Лере и объяснюсь», — думаю я.

Наконец самолеты вскрыты. Механики сметают иней с чехлов, потом снимают их и укладывают на деревянные решетки под плоскостями. Техники открывают лючки. За спиной у всех топорщатся брезентовые сумки: сегодня понедельник — день химической подготовки, хочешь не хочешь, а носи с собой противогаз и прочие принадлежности индивидуальной химической защиты. Для нас понедельник — вдвойне тяжелый день.

Страница тридцать девятая