— Он и сам не дурак, мог догадаться, — ответил Мешков. — Я ведь догадался. Только стоит ли так переживать? Все проходит, пройдет и это. Воспринимай это как болезнь.
— Болезнь? — Юрий вопросительно посмотрел на приятеля: как, однако, бывает удобно философствовать по поводу поступков ближнего своего.
— Да, болезнь, — спокойно повторил Мешков. И это спокойствие вселило в Стахова надежду.
— Правильно, черт бы вас всех побрал, болезнь, — проговорил он, вскочив с места. — Болезнь — и все. Лучше этого объяснения в моем положении не придумаешь.
Снял с гвоздя фуражку.
— Куда? — спросил Петр.
— Так, поброжу.
— Это полезно перед сном. Накинь куртку, похолодало.
Стахов вышел на улицу. Некоторое время он думал о Мешкове, о том, что тот заблудился над морем, может, даже потерял пространственную ориентировку, а не видно, чтобы очень переживал. Неужели ему все равно: будет или нет он хорошим летчиком? Но Петр натолкнул его на стоящую внимания мысль, и Стахов был благодарен ему за это. Поразмыслив, старший лейтенант решил сегодня же увидеться с Уваровым.
Сначала он отправился в клуб, где командир любил иногда перед сном, посасывая трубку, сыграть в биллиард, но попавшие навстречу техники сказали, что Уваров закончил партию и ушел домой. Не без волнения переступал летчик порог уваровской квартиры. Он ни разу не был у командира, но знал, что Уваров женат, имеет двоих детей — близнецов. Говорили, будто жена у командира больна и где-то лечится вот уже не один год.
Первое, что бросилось в глаза Стахову, это идеальный порядок. Каждой вещичке в передней было отведено свое место. Одежная и сапожная щетки висели на крючочках. Обувь стояла в ящике, разделенном на ячейки. Даже для сапожного крема была своя ячейка.
Мальчик лет пятнадцати, открывавший Стахову дверь, сказал глуховатым, как у отца, голосом:
— Папа, к тебе!
Вышел Уваров, застегивая на ходу пуговицы старенькой домашней тужурки. Мокрые волосы были аккуратно расчесаны на пробор.
— Проходите, — Стахов. — Командир пропустил старшего лейтенанта в небольшую комнату, где стояла железная солдатская кровать, покрытая темным суконным одеялом, стол со стопками книг. На стене висел старинный барометр в медной оправе, а рядом с ним исчерканная карандашом политическая карта мира. Усадив Стахова на единственный в комнате стул, он вышел, извинившись, и Юрий слышал, как командир говорил:
— Я там начал… продолжи, пока не освобожусь.
— Хорошо, папа.
Уваров вернулся с трубкой в руках и сел на койку. Спросил, не хочет ли Стахов чаю. Летчик, поблагодарив, отказался. За дверью загудела стиральная машина.
— Мне хотелось бы поговорить с вами о своем последнем полете, — начал Стахов.
— Я знал, что не миновать этого разговора, — ответил Уваров, раскуривая трубку.
— Дело в том, что я действительно сам остановил двигатель. Но сделано это было без злого умысла, случайно. Просто вдруг уменьшилась подача кислорода в маску. Ну и тут начало в голове мутиться. Решил тогда быстро снизиться. Нужно было выпустить тормозные щитки, но я схватился за рычаг посадочных закрылков. Однако и тут перепутал: видно, потому, что окончательно ум за разум зашел. Повернул рычаг стоп-крана. Сами понимаете.
Уваров слушал внимательно, не перебивал.
— Понимаю, — сказал он, вздыхая. — Что ж тут не понять?
— Я готов, конечно, нести ответственность за то, что не признался, — сказал Стахов. — Но вы войдите в мое положение.
— Это хорошо, что готовы, — ответил майор. Он поднялся с кровати, посмотрел на часы. — Как бы там ни было, а вам повезло, — сказал в задумчивости командир эскадрильи. — Крепко повезло. Благодарите судьбу.
Сколько раз уже Стахову приходилось слышать такие слова. В авиации о судьбе вспоминают чаще, чем где-либо. Говорят о ней, когда человеку повезло и когда не повезло. И видно, тогда только здесь забудут о судьбе, когда полеты будут такими же безопасными, как езда в поезде.
Где-то за стенкой, или этажом выше, играли на пианино, приятный женский голос пел:
«Кажется, это дочка командира полка», — подумал Юрий и встал со стула. Он понял, что командир настороженно отнесся к придуманной им легенде, понял, что не нужно было все-таки сейчас приходить сюда и заводить этот разговор.
— Я оторвал вас от дела, — сказал Стахов.
Уваров молча проводил адъютанта эскадрильи до дверей.
Страница сорок вторая