Готовность номер один

Двигатель автоматически выходит на режим малого газа. Вывожу его на обороты прогрева, слежу за показаниями приборов, проверяю работу механизмов и автоматов на самых различных режимах. И вот уже проба подошла к концу. Устанавливаю ручку управления двигателем в положение «стоп».

Наблюдавший за пробой техник подмигивает мне, говорит Каракину:

— Вот так-то, Георгий. Как видишь, не боги горшки обжигают.

Каракин смотрит на меня с восхищением.

На бреющем полете

«Дорогая Белла!

Жизнь многому научила меня, — писал Стахов. — Иногда кажется, что я родился заново. Как хочется рассказать вам об этом. Не теряю надежды на то, что вы простили меня».

Перечитав письмо, он разорвал его на мелкие клочки. Написал другое — очень короткое и корректное, попросил встретиться с ним. Может, он бы и не отважился на этот шаг, если бы Петр вчера не рассказал ему о своем злоключении, которое только что пережил, находясь у отца Беллы в сторожке, куда пришел, чтобы передать давно обещанный и лишь недавно полученный из дома табак-самосад, усмиряющий кашель.

Гость и хозяин сидели за столом, один напротив другого, и дымили огромными козьими ножками, когда в сторожку нежданно-негаданно вошла Белла. Она забежала по дороге из института за ключом от комнаты, так как свой случайно оставила на работе.

Увидев Беллу, Мешков тотчас же поднялся из-за стола и, ссылаясь на занятость, начал собираться домой. Он так растерялся, что забыл, куда положил фуражку.

Старик, однако, задержал его. Передавая ключ дочери, он сказал ей:

— Зря, голубочка, от Петра Демьяныча отмахиваешься. От добра добра не ищут, говорю тебе со всей определенностью. Как бы потом локотки не кусать.

Мешков готов был провалиться на месте от стыда, слушая слова старика. Он даже сжался весь и не в силах был поднять глаз от пола.

То, чего он боялся больше всего, случилось. Белла истолковала пребывание гостя в сторожке отца превратно.

— Я бы очень просила, папа, не вести за моей спиной разговоры о том, что касается только меня, — сказала она с подчеркнутой вежливостью и вышла.

Мешков был убит этими словами. Он попросил Стахова сходить к Белле и объяснить ей все.

Юрий не знал, как ему поступить. С одной стороны, не хотелось отказывать приятелю, тем более что подвертывался предлог для встречи с Беллой, а с другой? Он сам оказался бы в каком-то ложном и даже смешном положении. Конечно, лучше повременить со встречей. Но у него не было сил ждать. Стахов с нетерпением посмотрел на хмурое небо.

Из метеорологического домика, насвистывая под нос легкомысленный мотивчик, вышел молодой синоптик, нажал кнопку светолокатора. Юрий представил, как автоматически открылись крышки у передатчика и приемника, как вспыхнула эмульсия лампы, послав кверху невидимый простым глазом световой луч. Отраженный от облаков импульс попал в приемник. Теперь можно было точно узнать высоту нижнего края облаков.

Синоптик скрылся за дверями аппаратной, где работали операторы. Стахов поднялся с лавки и тоже пошел на метеостанцию.

В просторной комнате стены от потолка до полу были завешаны странными, почти бесцветными картами мира и отдельных частей планеты, схемами и графиками. Трещали телетайпы, принимая данные о погоде, глухо шумел фототелеграф и пищала морзянка.

Склонившись над длинными столами, заставленными приборами и аппаратами, сидели с наушниками на голове радисты-метеонаблюдатели и молча наносили на карты данные о погоде.

— Как погодка, старина? — спросил Стахов у синоптика. — Полеты состоятся?

Тот не спешил с ответом.

— Не тяни резину. — Юрий нетерпеливо прошелся из угла в угол. Сегодня Уваров запланировал ему полет в паре с Мешковым. Юрий беспокоился за этот полет. Хотелось оправдать доверие командира эскадрильи, поручившего ему «взять на буксир» Мешкова.

Синоптик разгладил на столе карту, испещренную вдоль и поперек разноцветными линиями.

— Погода идет на ухудшение. Облачность десять баллов. Высота шестьсот метров. Дымка. Видимость восемь-десять километров. — Он выдавал данные, как автомат, и речь его была похожа на речь пономаря: — На северо-западе, в восьмидесяти километрах от нас, нижний край облаков опустился до трехсот метров. Местами идет дождь при видимости четыре-пять километров.

Для Стахова эти цифры развертывались в целые картины. «Давно ли на метеоролога смотрели, как на человека, который гадает на кофейной гуще, доклады которого верны только наполовину, — думал летчик. — Нет, ветродуи и кудесники, проводившие наблюдения на глазок, узнававшие направление и силу ветра с помощью смоченного слюной пальца, остались только в старых книгах по авиации». Стахов сказал об этом синоптику.

— И сейчас, разлюбезный мой, ошибаемся. Не реже, чем раньше, — усмехнулся тот.

Юрий хотел еще что-то спросить, но в это время по громкоговорящей связи объявили:

— Паре старшего лейтенанта Стахова готовность номер один.

Юрий выбежал на улицу. Около самолетов хлопотали техники.

Едва Стахов доложил на СКП, что готов к вылету, как последовали новые команды:

— Запуск! Выруливайте! Взлет!