Готовность номер один

— Может, этим воспользоваться, — ответил Стахов, вспомнив вдруг поправку, внесенную космонавтами в песню «Четырнадцать минут до старта».

— Поддерживаю предложение. — Майор повертел в руках трубку, потом присел на корточки и набил ее песком.

— Все! — сказал он. — И навсегда с этим покончено. А песок этого острова будет напоминать, при каких обстоятельствах бросил курить.

Трудная обстановка сдружила офицеров. Между ними установилось взаимопонимание. В полку — особенно если этот полк стоит где-то на отшибе — что в большой семье. Офицеры живут или в одном доме, или где-то по соседству. Друг о друге им почти все известно. Юрий знал, что Уваров был сначала врачом штурмового полка, а летать уже начал, так сказать, в зрелые годы. Что он женился на девушке, которая была воздушным стрелком. Во время одного из боевых вылетов осколком зенитного снаряда ей перебило позвоночник. У нее отнялась сначала одна нога, а потом, после рождения близнецов, и другая. Сейчас она находится на стационарном лечении. О том, что Уваров потерпел аварию, она, конечно, ничего не знает.

Командир был далеко не откровенным, а тут вот поведал с горечью в сердце, что здоровье у жены ухудшилось и он очень беспокоится за ее жизнь.

— Если бы ей можно было как-то помочь! — сказал он.

Юрий проникся к Уварову еще большим уважением, понял, почему в глубине его мягких карих глаз таится скорбь, понял, почему у него не всегда безупречно отглажены рубашки, понял, как трудно майору все время быть собранным.

«Какую же огромную силу воли нужно иметь человеку, чтобы не поддаться настроению, не сорваться, не допустить опрометчивого поступка, как это иногда случается с молодыми летчиками в минуту душевного неравновесия, — думал Стахов. — Не случайно командование полка поручает Уварову самые сложные задания. Как лучшего из лучших дважды посылало в Москву участвовать в авиационном празднике в День Воздушного Флота. За успехи в учебно-боевой подготовке Министр обороны наградил его почетной грамотой.

Да, старшему лейтенанту еще далеко до Уварова, еще многому нужно было учиться у комэски. И никогда он не чувствовал в себе столько сил, никогда не был так готов учиться, как теперь.

Перебирая контакт за контактом, летчики все-таки устранили неисправность в аппаратуре. И вот в эфир полетели радиограммы. Одна, вторая третья… Ответа не было. Значит, их не слышат. Удивляться было нечему: «садились» аккумуляторы.

«Надо убираться отсюда, — подумал Стахов. — На аварийных резиновых лодках можно добраться до трассы, где ходят суда. Бортового пайка, конечно, может не хватить. Придется питаться планктоном, как это делал француз Бомбар, который провел в океане на обыкновенной надувной резиновой лодке более шестидесяти суток».

Он поделился своими мыслями с Уваровым.

— Бомбар вылавливал планктон мелкой сеткой и пил в небольших дозах морскую воду, — сказал Стахов. — Мы воспользуемся для ловли планктона парашютом.

— Здесь нас найдут быстрее, — ответил Уваров. — Да и самолет не хотелось бы покидать на произвол судьбы. Не для того мы его спасали. Мне вот пришла в голову мысль: пока еще аккумуляторы не «сели» окончательно, попробовать связаться с землей глубокой ночью.

Решили дождаться двух часов ночи. В это время на земле снижалась интенсивность радиопередач и увеличивались шансы на то, что их услышат.

Но этого не понадобилось. В полдень издалека донесся рокот турбины. Летчики встрепенулись, подняли головы и увидели в стороне летевший самолет. Нужно было чем-то привлечь внимание пилота. Уваров стал раздеваться. Он привязал нижнюю рубашку к гарпуну и начал размахивать ею.

Самолет продолжал лететь стороной. Стахов предложил майору облить рубашку керосином и поджечь. Через минуту клубы черного дыма поднялись над скалами.

Самолет развернулся и стал приближаться. Он пронесся над островом, качнув плоскостями. Летчики увидели бортовой номер.

— Жеребов! — воскликнули они разом, запрыгали, замахали руками.

А самолет уже взял курс на восток и через минуту скрылся. Летчики переглянулись. Все это было похоже на сон.

— Ну вот и конец нашим ожиданиям, — постаревшее, усталое лицо Уварова просветлело. — Поди-ка, нас ждут.

И он заговорил о доме, о ребятах.

Страница пятьдесят первая

Сточасовые регламентные работы на нашем самолете на сей раз проводятся в полевых условиях. Так приказал старший инженер. Работа эта, как говорит Бордюжа, «не дай боже». Надо расстыковать самолет, снять и проверить с помощью контрольно-измерительной аппаратуры много всякого оборудования.

Чтобы быстрее ввести самолет в строй, специалисты из ТЭЧ работают, как и в ангаре, в две смены — с семи утра до восьми вечера. И все это время техник Щербина и я на стоянке. Только когда совсем становится невмоготу от солнца, которое висит над головой весь день, нагревая металлические части самолета так, что до них дотронуться невозможно, мы идем в технический домик принять холодный душ.