Обсудив все вопросы, связанные с предстоящими ночными полетами, проверив, как летчики знают инструкцию по эксплуатации и технике пилотирования сверхскоростного истребителя-перехватчика, Уваров велел им, прежде чем отправиться на предполетный отдых, провести на стоянке тренаж в кабине.
Там летчики должны были повторить и переповторить последовательность всех включений, переключений и выключений, с тем чтобы добиться такого положения, когда пальцы не ошибаются, если даже ошибается голова, когда руки сами делают то, что надо. Может быть, только у музыканта так вышколены руки, как у летчиков. Но музыкантам, видимо, легче. Инструмент, на котором они играют, в худшем случае ударит оборвавшейся струной по пальцам. И все. Иное дело самолет… Впрочем, лучше об этом не думать.
Когда все стали выходить из класса, майор коснулся плеча Стахова.
— Останьтесь на минутку. Адъютант остался.
— Не нужно было, конечно, вычеркивать Мешкова из плановой таблицы полетов, — сказал, как всегда с некоторой запинкой, командир, опускаясь на стул рядом с Юрием. — Он у нас пока ходит в середнячках, и ему, конечно, не помешал бы лишний вылет. А дежурным по части можно было послать другого товарища.
— Кого? — спросил Стахов, с вызовом посмотрев на командира эскадрильи. Ему не нравилась эта мелочная опека. Ведь он, Стахов, кажется, не напрашивался в адъютанты.
— Ну, если бы мы подумали вместе, то, конечно, нашли бы, — ответил Уваров.
— Не хотел беспокоить вас по такому пустяку. Или я не имею права лично распорядиться?
— Имеете. Я ничего не требую, только прошу, чтобы чаще советовались со мной. Как говорится: ум хорошо, а два — лучше. Назначая вас адъютантом, я, конечно, надеялся, что будем работать рука об руку, стараться, чтобы наши люди не были разобщены, а начинаем с того, что не находим общего языка.
Командир говорил вроде бы спокойно, негромко, даже как бы не придавая значения словам, но Стахов успел отметить, что майоровские «конечно» слишком часто стали перемежаться в речи. Стахов чувствовал, что Уваров хотя и не прибегает к приказному языку, но не поступится своими убеждениями. Это уж точно!
Уязвленный до глубины души, Юрий пожал плечами:
— Я, между прочим, думал, что могу иметь свое мнение. Выходит, ошибся. Пожалуйста, могу вообще ничего не касаться.
Уваров встал, прошелся из угла в угол. Стахов достал папиросы.
— Дайте и мне закурить. — Командир остановился, положил ему руку на плечо. Стахову бросились в глаза обметанные нитками обшлага изрядно вылинявшей от стирки рубашки, до желтизны заглаженный ворот.
Краем уха Стахов слышал, что у командира тяжело болеет жена, не встает с постели. Ему приходится частенько и обеды ребятам готовить и даже белье стирать.
Папирос в пачке больше не оказалось. Старший лейтенант с ожесточением скомкал ее и бросил в корзину.
— Ничего, нам хватит одной. — Майор чиркнул спичку и дал Юрию прикурить. — Пойдемте.
Они вышли. Летчики уже шагали на аэродром, как всегда переговариваясь между собой. Уваров и Стахов направились за ними.
— Вы любите читать? — вдруг спросил Уваров.
— Что читать? — не понял Стахов.
— Книги.
— Ааа… — Вопрос показался Стахову чуть ли не оскорбительным. — Допустим, люблю. А что?
— Так, интересуюсь. Я только что прочитал с сыновьями «Таинственный остров», — сказал Уваров через минуту. — Помните финал романа, когда Немо прощается с миром. Там он произносит такие слова: «Одиночество, оторванность от людей — участь печальная, непосильная… Я вот умираю потому, что вообразил, будто можно жить одному!»
Зачем Уваров это сказал — Стахов не понял. Может, командиру и в самом деле вспомнилась сцена прощания с жизнью вождя сипаев, борца за освобождение родной Индии от английских колонизаторов. А может… Впрочем, кто знает, о чем думал Уваров, когда говорил о «Таинственном острове».
Стахов читал этот роман мальчишкой несколько раз и сам хотел быть таким, как Немо. Суровым. Гордым! Сильным. Независимым. И, конечно, неуязвимым. Юрий где-то вычитал, что неуязвим только тот, кто одинок. Нет, что там не говори, а капитан Немо был его любимым героем. Но Юрий никогда не обращал внимания на прощальные слова исповеди Немо. В них угадывалось душевное смятение гордого капитана, пробудившийся интерес и уважение к человеку.
Больше майор не напоминал о Мешкове и, как всегда, был мягок и предупредителен.
Дорога на аэродром
К шести вечера в доме авиационной службы появились летчики. Они успели поспать перед полетами и теперь чувствовали себя отдохнувшими, бодрыми. Сейчас им предстояло пройти медицинский осмотр, получить высотные костюмы, парашюты и разойтись по самолетам.