Готовность номер один

"Уж очень чистый, звенящий звук. Все наши рации хрипят, как при простуженном горле. И акцент опять же, едва уловимый", - только подумал я, не осознав ещё закравшееся сомнение, как слышу голос ведущего Ивана Карабута:

- Я тебе дам домой!. . (дальше следовали слова, как говорится, не для печати). - Внимание, "оптики", - обращается к нам Иван. - Приготовиться к атаке!

Удерживая монолитный строй, вместе с самолётом ведущего переходим в пикирование. Бомбы летят в цель. На поле боя появляются ещё два черных столба дыма.

Возвратились на свой аэродром.

На пороге КП встречает командир полка Зуб, взволнованный, но довольный. Таким он бывает всегда, когда боевой вылет проходит успешно. Ему уже, очевидно, звонили с "Зари" и сообщили о результате нашего вылета.

- Товарищ гвардии майор! - громче обычного докладывает Иван Карабут. Задание выполнено! - и уже с ноткой неуверенности в голосе: - Какая-то команда была подозрительная об отмене удара по танкам...

Командир полка, будто не заметив сомнения Ивана, говорит ему:

- На команду надейся, да и сам не плошай. Голову на плечах иметь, как видишь, иметь тоже неплохо...

- Вы уже были над целью, - сказал майор Провоторов, - когда мы получили предупреждение нашей контрразведки. Немцы пытаются мощным передатчиком забивать нашу "Зарю", подменяя её команды своими. Необходимо запрашивать пароль и только после этого выполнять команду "Зари".

В начале октября эскадрилья майора Панина, а потом и весь полк перебазировались в станицу Нестеровская, ближе к линии фронта. Продолжаем помогать с воздуха наземным войскам.

Однажды авиаразведка обнаружила на станции Моздок эшелоны противника.

- Поведете шестерку на Моздок, - приказывает мне майор Зуб. - Ударите по эшелонам. Будьте поосторожнее: на северной окраине вражеский аэродром. Могут быть истребители. Ясно?

- Ясно.

- Готовьтесь. Вылет в двенадцать ноль-ноль.

Задача поставлена не из простых. Зайти, как обычно, со стороны противника нельзя: истребители взлетят и атакуют раньше, чем мы сбросим бомбы. Зайти с юга, со стороны солнца - можно достичь внезапности, но после атаки выскакиваем на аэродром, где "эрликоны" и "мессеры". Куда не кинь, все клин. Останавливаемся на втором варианте. Все же внезапность есть внезапность. Может и не успеют взлететь немецкие истребители.

Докладываю командиру о принятом решении.

- Добро, - говорит он, - действуйте!

Двенадцать часов. Группа взлетает. На небе ни облачка. Светло - водянистая голубизна и ослепительное солнце. Набираем высоту. Слева в прозрачной синеватой дымке громада главного Кавказского хребта. Справа - река Терек.

Вскоре показался Моздок. Белые, словно игрушечные домики. Отчетливо вижу станцию и железнодорожные составы. Где-то севернее (ничего не могу разглядеть) затаились наши злейшие враги "мессеры". "Видят нас или не видят? - вихрем проносится в голове. - Взлетят или нет?"

С небольшим доворотом вправо переходим в пикирование. Четыре эшелона как на ладони! Залпы РС и очереди из пушек - для острастки. Поточнее прицелиться... Так! Бомбы пошли. Продолжаем снижение до бреющего полёта. Правее, ещё правее, чтобы избежать встречи с зенитными батареями. Вижу пыль от взлетающих истребителей. Бьем из пушек. Разворот вправо. Курс на свою территорию.

Смотрю назад, вправо и влево. Все наши идут, но слева один из самолётов отстал. "Мессеры" того гляди догонят. Ну вот и Терек. Стервятники не рискуют заходить на нашу сторону, да ещё на малой высоте. Отстают, и их вскоре становится не видно.

Но что это? Самолёт Тимофеева дымит.

- Коля, прыгай, горишь! - кричу ему по радио. - Прыгай, это наша территория!

Никакой реакции.

- Тимофеев, отвечайте! - снова кричу ему.

Николай молчит. Его самолёт оставляет за хвостом шлейф дыма. Это опасно. Надо немедленно садиться или прыгать с парашютом. Но Николай продолжает лететь, и над самым Терским хребтом его самолёт взрывается в воздухе.

Какая жуткая смерть. Больно и обидно до слез. Горько за свое бессилие. У тебя на глазах гибнет друг, и ты ничего не можешь сделать, чтобы спасти его.

Остаток пути этот страшный взрыв стоит перед моими глазами и ещё долгое время преследует меня на земле.

- Не мучай себя, Гриша, - по старой комиссарской привычке пытается успокоить меня капитан Лещинер, ставший теперь заместителем начальника штаба полка. - Ты же знаешь, война без потерь не бывает.

Согласен с капитаном, что по-другому на войне не может быть, что и война вырабатывает привычки. Более того, ловлю себя на мысли, что уже не даю воли своим чувствам, когда узнаю о гибели кого-нибудь в полку. Война жестокая, не на жизнь, а на смерть. Гибель Николая Тимофеева невольно напомнила о боевых друзьях Иване Раубе, Вениамине Васильеве, Евгении Мыльникове Сергее Корниенко и многих других.

- Все они чем-то схожи между собой, - говорю капитану Лещинеру, - в своей отваге и мужестве.

- Они одного поколения люди. Поколения двадцатых-тридцатых годов. Они все очень любили Родину и жизнь...

Капитан Лещинер умолк и после короткой паузы продолжал осевшим дрогнувшим голосом: