Готовность номер один

Когда линия фронта осталась позади, погода немного улучшилась. Летим на высоте 700 метров. Вдруг показались на горизонте точки. И скоро уже можно было различить группу из двадцати пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Их прикрывали 16 истребителей. Силы были явно неравные. Но решение одно - атаковать!

Передаю по радио:

- Я - "Дед" (это моя фронтовая кличка). Слушайте меня. Я атакую ведущего, вы бейте остальных!

Расстояние между нами и немцами быстро сокращается. Я уже вижу большой черный крест и фашистскую свастику. Только бы не промахнуться, думаю, и даю несколько коротких очередей из пушек и потом пускаю рсы.

Вражеский самолёт взрывается.

К земле потянулись ещё две полосы черного дыма. Это ребята уничтожили ещё двух бомбардировщиков. Четвертый стервятник задымил, сбросил бомбы на свои войска и начал уходить. Павел Гладков догнал его и сбил очередью из пушки.

А Захар Кочкарев в это время смело врезался в строй другой вражеской группы. Среди "юнкерсов" началась паника. Видно, удар наш был ошеломляющим, дерзким и внезапным.

В это момент подошли фашистские истребители. Первые две атаки не принесли им успеха. Мы удачно сманеврировали. В третьей атаке немцы уделили особое внимание мне как ведущему группы. Трассы снарядов летели со всех сторон. В воздухе становилось тесно: куда ни глянешь, везде огонь.

В наших самолётах появились пробоины. Но мы приблизились к дороге, которую было приказано разведать. По ней двигались машины противника. Решаю сбросить на них бомбы, но помешала длинная пушечная очередь. Разбит фонарь кабины моего самолёта, слева вместе с форточкой выпал кусок выбитой брони. Я виден как на витрине.

Самолёт мой сильно побит, но продолжает лететь. Правые рука и нога ранены. Мне было ясно: ещё одна-две такие атаки, и от меня ничего не останется. Нужно уходить, пока не поздно, и тянуть к своим...

Смотрю вниз: лечу вдоль той же дороги. По ней, как и раньше двигаются машины. Сбрасываю на их бомбы. Мои ведомые делают тоже самое.

Хочу передать им, чтобы не ждали, а шли. Но повреждена рация. Махнул рукой. Они, кажется поняли и ушли. За ними погналось несколько истребителей.

Я остался один в окружении врагов. Принимаю последнее решение: резко снижаюсь, разгоняю скорость и разворачиваюсь в сторону наших войск. Фашисты с земли открывают по мне ураганный огонь. Вместе со мной попали под обстрел и вражеские истребители. Они сразу шарахнулись в разные стороны. Преследовать меня продолжали сперва четыре, потом два и, наконец один вражеский истребитель.

На мое счастье, подбитый мотор отказал только тогда, когда я подлетел к переднему краю. Мне удалось посадить самолёт "на живот" на нейтральной стороне, ближе к нашим войскам. Самолёт остановился в двух-трёх метрах от нашего минного поля.

С большим трудом вылез я из поврежденной кабины. Перезарядил пистолет и стал всматриваться в передний край. Вокруг были одни траншеи. Людей не видно.

Вначале мне было как-то не по себе. Потом показались головы. Смотрят на меня и молчат. Я не выдержал и закричал:

- Что, не узнаете?

Слышу кто-то кричит:

- Ребята, это наш лётчик!

Через несколько минут я был уже среди своих. Остальные мои товарищи на поврежденных самолётах благополучно сели на своей территории. В полку меня считали погибшим. Через два дня я вернулся в полк и попал в объятья друзей.

Память о боевых друзьях я сохраню в своем сердце до конца моей жизни.

Память!. Память человека, какой бы она ни была несовершенной, а отдельные события сохраняет всю жизнь. Около тридцати лет прошло с тех пор, как погиб Саша Кубай, а я помню все до мельчайших подробностей, как будто это произошло вчера.

Саша Кубай

Было в нём все ладно и скромно, в этом симпатичном блондине, пришедшим в полк вместе с новым пополнением в Куйбышеве.

Подружились мы с ним после первого разговора.

- Из Казахстана я, - просто сказал мне он.

То ли разговором, то ли скромностью своей, уж не знаю чем покорил он меня, или скорее всего своей задушевно откровенностью и чистотой. Душа его была прозрачна и светла, как хрусталик.

Письмо получил он, краснеет.

- От девушки?

- Не, у меня ещё не было...

Уж и не знаю отчего, потянулись мы друг к другу. Был он месяца полтора у меня ведомым. На земле и воздухе понимали друг друга с полуслова.

Вот как сегодня, помню тот пасмурный, неприветливый, роковой день 13 ноября 1942 года. Прилетел с задания мой командир эскадрильи Кондратков и говорит:

- Ну и погодка, ничего не видно. Очень низкая облачность.

- Неужели никак не пройти к Гизелю?

- Есть один проход в район Гизеля, но только между гор, надо идти, По сунженской долине. Да опасно: на обратном пути можно попасть в ложную долину. И тогда амба! Войдешь в ущелье и не воротишься...

- Что же делать?

- Пойду доложу командиру полка обстановку на маршруте. Видимо будем летать парами, - сказал комэск и ушел на КП.