Читаем Готская Испания полностью

Отпуск рабов на свободу получил уже в Поздней Римской империи довольно широкое распространение, что следует рассматривать как признак разложения античного рабства. Положение либертинов в IV-V в.в. по сравнению с предшествующим периодом существенно изменилось. Вплоть до III в. значительная часть либертинов находила себе применение в торговле и промышленности. В IV в. их используют главным образом как держателей участков в поместьях латифундистов, фиска и церкви. В соответствии с этим характер взаимоотношений либертинов и патронов менялся. Вольноотпущенник и прежде был обязан своему прежнему господину определенными повинностями. Теперь же освобожденный раб обычно получал земельный участок на условии уплаты известных взносов собственнику и, следовательно, оказывался в поземельной зависимости от него. В постановлении Агдского собора (506 г.) прямо было записано, что при освобождении церковного раба, имеющего хорошую репутацию, следует дарить ему 20 солидов и {121} предоставлять в пользование небольшой участок земли. Зависимость подавляющего большинства либертинов от своих патронов была столь тесной, что фактически означала прикрепление к их поместьям. Законодательство конца IV в. уход к другим посессорам запрещало вольноотпущенникам так же строго, как рабам и колонам. Этот запрет в равной мере касался либертинов фиска и церкви [592].

B Вестготском королевстве вольноотпущенничество было тоже широко распространено.

Если Бревиарий сохранил еще римские правила, согласно которым по завещанию можно было освобождать часть рабов [593], то Вестготская правда не знает уже в этом смысле никаких ограничений. Официальное право Вестготского государства, строго ограждая собственность господ на их сервов, в то же время в ряде случаев благоприятствует свободным, когда они отстаивают свой статус и когда осуществляют освобождение рабов. Тот, кто объявлял свободного сервом, сам должен был доказать, каким образом данный человек попал к нему в рабство [594].

Если кто-либо отнимал у свободного или либертина имущество, а его самого объявлял собственным сервом, его принуждали вернуть захваченное добро, после чего он мог вчинять иск по поводу статуса человека, объявленного им сервом [595]. Рабам, заявлявшим, что они свободные люди, судья должен был предоставить возможность привлечь необходимых свидетелей [596]. Запрещалось подвергать аресту свободного, которого кто-либо объявил сервом [597]. Если кто-нибудь, уступая угрозам, вынужден был признать себя рабом, это не наносило ущерба его статусу, пока вопрос о нем не был рассмотрен судом [598]. Вестготские законы предусматривали {122} освобождение серва, вторично проданного господином заграницу [599]. Свобода даровалась серву, который донес на фальшивомонетчика [600]. Следовало освобождать сервов церкви, включенных в состав клириков [601].

Вообще отпуск на свободу считался богоугодным делом [602], хотя сама церковь строго контролировала и ограничивала освобождение рабов епископами, а аббатам и монахам вовсе запрещала делать это [603]. Церковь охраняла вольность и имущество либертинов, которые были ей коммендированы их прежними господами [604].

Законы вестготских королей и акты церковных соборов уделяют много внимания правилам освобождения сервов и юридическому статусу либертинов.

О положении готских вольноотпущенников в V в. нет сведений - в законах Эйриха они просто не упоминаются. Но, судя по более поздним источникам, к началу VI в. оно, в общем, было таким же, как у испано-римских либертинов. И самые способы освобождения рабов здесь те же, что и у римлян: по письму, по завещанию, при свидетелях, в церкви, в присутствии священника [605]. Мотивами освобождения служили желание наградить верных рабов или совершить благочестивое дело [606]. Обычно при освобождении раб получал пекулий в собственность, но иногда вольноотпущенник не имел права отчуждать его без согласия прежнего господина. Часто либертину добавляли еще земли из господских владений, и он становился держателем, а в {123} большинстве случаев и клиентом своего старого хозяина [607].

Как видно из Бревиария Алариха, либертины вносили платежи своим патронам и выполняли повинности в их пользу. Для того, чтобы не нести таковых, в условиях освобождения должна была содержаться соответствующая оговорка [608]. Но и в этом случае либертин обязан был оказать поддержку бывшему господину, коль скоро тот впал в нужду [609].

Вольноотпущенник находился в некоторой зависимости от патрона и тогда, когда не являлся держателем его земли. Это особенно относилось к тем либертинам, которые именовались Latini. Согласно Бревиарию Алариха, они не могли оставлять свое имущество детям. После смерти такого вольноотпущенника оно становилось собственностью патрона [610]. Либертины, принадлежащие к разряду cives Romani, могли передавать свое достояние детям. Но если они умирали, будучи бездетными и не оставив завещания, то все их добро отходило к патронам [611].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука