Читаем Готская Испания полностью

Раб, получивший свободу без условия находиться in obsequio, мог уйти, куда заблагорассудится, сделаться чьим-нибудь клиентом или стать клириком [629]. Обычным типом освобождения делается, однако, отпуск рабов с сохранением их зависимости от бывших хозяев. В VI в. было правилом, что либертин может уйти от патрона, вернув полученные от него подарки и половину имущества, приобретенного за время пребывания под патроцинием. Предоставление свободы на условии, когда отпущенный не может покинуть господина, является лишь одним из способов освобождения. В VII в. устанавливается порядок, при котором вольноотпущенник не вправе оставить своего патрона до самой его смерти. Из этого исходил IV Толедский собор, оправдывая запрещение ухода церковных либертинов ссылкой на то, что патрон таких вольноотпущенников (т. е. церковь), "никогда не умирает" (...quia nunquam moritur eorum {127} pairona [630]). В конце VII в. фактическое положение вещей было отражено и в официальном праве. Эрвигий заново отредактировал закон VI в., запретив вольноотпущенникам уходить от патронов до смерти последних [631].

А через некоторое время Эгикой был издан новый закон, согласно которому либертины и их потомки не могли покинуть не только патрона, но и его детей и внуков [632].

Отныне связь между либертинами и их патронами превратилась в наследственную.

Статус либертинов в VI-VII вв. был двойственным. С одной стороны, они считались свободными людьми. В юридических и канонических памятниках статус их нередко именуется libertas, ingenuitas [633]. Вестготская правда четко отличает либертина от серва [634]. Если сервов, согласно Вестготской правде, подвергают пытке в связи с обвинениями, выдвинутыми против их господ [635], то либертинам такая опасность не грозит. В тех же случаях, когда обвинены сами либертины, они подвергаются пытке при соблюдении определенных условий [636].

В то же время по своему юридическому статусу и общественному положению в целом либертины существенно отличались от свободнорожденных (ingenui) [637]. Законы обычно отделяют одних от других [638]. Иногда за одни и те же правонарушения для свободных и либертинов назначаются неодинаковые наказания [639]. Bepгельд, выплачиваемый за убийство либертина, был вдвое {128} меньшим, чем тот, что вносился за свободного человека [640]. Композиция за увечье либертину составляет треть композиции за свободного человека [641]. В некоторых случаях либертины (в отличие от свободных) подвергаются таким же наказаниям, что и сервы [642]. Даже либертинов высшего разряда ставят ниже свободных людей из inferiores [643].

Таким образом, они еще в меньшей мере, чем эти последние (inferiores), могут быть отнесены к полноправным свободным людям. Либертины представляли собой важный компонент формировавшегося в готской Испании класса зависимых крестьян.

Помимо вольноотпущенников частных лиц, здесь имелись также либертины фиска и церкви. О положении первых данных очень мало. Большинство королевских вольноотпущенников, очевидно, обрабатывало участки, предоставленные им во владение прокураторами фиска. Такие вольноотпущенники могли быть использованы на государственной службе, некоторые занимали дворцовые должности [644]. О церковных либертинах в источниках материала больше, чем о каком-либо другом разряде вольноотпущенников. Они играли важную роль в церковном и монастырском хозяйстве. Акты Толедских и провинциальных церковных соборов содержат множество постановлений, касающихся либертинов. Ими становились церковные рабы, отпущенные на свободу. Частные лица, освобождая своих рабов, нередко отдавали их под патроциний церкви [645]. Епископы и прочие клирики, отпуская на свободу лично им принадлежащих сервов, также зачастую передавали церкви патроциний над последними [646].

Хозяйственное положение церковных либертинов мы можем охарактеризовать лишь в общей форме. Так же, как и сервы светских землевладельцев, церковные рабы при освобождении обычно получали участки земли, а в {129} некоторых случаях и денежное пособие [647]. Они обязаны были платить оброки [648] и не могли свободно распоряжаться своим недвижимым имуществом [649]. Формально либертины церкви считались свободными. Акты соборов именуют их ingenui, liberi [650]. Но практически они не имели ни права свободного передвижения, ни права распоряжаться собственным имуществом, и, находясь в полной зависимости от своего патрона - церкви, легко могли быть возвращены в рабское состояние. Либертины обращались в рабство за бегство из владений церкви и отказ вернуться, за нарушение различных церковных постановлений [651].

Свобода церковных вольноотпущенников подвергалась особенно большой опасности при смене епископов. В таких случаях все либертины в течение года должны были предъявить свои освободительные грамоты. Те, которые не могли почему-либо выполнить это, снова превращались в рабов [652].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука