Готские письма

– Марк, между Баламбером и Вамбой три столетия. Это девять поколений. Потомство либо погибло, либо рассеялось, растворилось в племенах гуннов и готов. Хотя исключать того, что Вамба потомок вождя гуннов с отцовской стороны и династии готских королей с женской стороны, не будем.

Крест спросил:

– А как вы относитесь к предположению, что не было никакого гуннского князя Баламбера? А был готский король Фаламер, тот самый, которому Иордан приписывает руководство исходом готов в Ойум?

Кабан поднял голову от стакана с водкой и прокомментировал:

– Есть и обратная гипотеза. Что не было готского Фаламера, или Велимира, а был гуннский Баламбер, который присвоен германскими сказителями и преображён в готского короля.

Какой-то младший лейтенант, взводный из роты Креста, добавил робко:

– А все они вместе – славянский конунг Владимир.

В сторону взводного никто даже не посмотрел. Хорошо хоть не выгнали на улицу. Или не хорошо. Не повезло. Повезло Вике. Вика успел отойти далеко от виллы, когда на той стороне фронта взвыло больное чудовище и небо разорвалось с треском, словно по шву, и шов этот на секунду подсветился пламенем. Прилетело аккурат в дом. Некоторых офицеров потом опознавали по ДНК. Хорошо, что весь командный состав Готского батальона в обязательном порядке сдавал генетический материал для определения гаплогруппы.

Фрагмент седьмой Возвращение в Крым

– Игоря Стрелкова никогда не существовало.

Мой собеседник, пожелавший остаться анонимным, отрекомендовался тем не менее как «независимый профессор антропологии». Что бы это ни значило. Мне не приходилось встречаться с официальными антропологами. С антропологией у меня ассоциируются только два воспоминания: «реконструкция работы Герасимова», картинка в школьном учебнике, где изображён древний человек, кажется неандерталец (то есть некто Герасимов реконструировал древнего человека по фрагментам черепа), и книги Карлоса Кастанеды, герой которого отправляется к Дону Хуану в рамках своих полевых исследований по антропологии (он пишет диссертацию про индейцев). Что при этом значит «независимый» для меня тоже осталось загадкой. Возможно, мой гость считал себя независимым от официальных научных институций (следовательно, он не был настоящим профессором) или полагал, что все остальные профессоры находятся в алкогольной и наркотической зависимости, а он – свободен. Я не хотел показаться неучтивым, поэтому спросил профессора:

– Вы недавно оттуда?

– Да, я был там. Довольно долго.

– А чем вы там занимались? Если не секрет.

– Полевые исследования. Вкратце это можно обозначить именно так. Некоторые конкретные детали и обстоятельства моего пребывания в зоне боевых действий я бы предпочёл оставить за скобками. Бывает, что в научных целях требуется полное погружение в среду и снятие дуализма «наблюдатель и наблюдаемое». Иногда для того чтобы узнать, жива или мертва кошка Шрёдингера, недостаточно быть Шрёдингером, надо стать кошкой. Поэтому действовал я различным образом и в различных амплуа, но главной моей задачей всегда было познание.

– Почему именно там?

– О, вот это как раз и неудивительно! Война – лучшее время для полевых исследований по антропологии. Все архаические основы культуры обнажаются, все мифические персонажи выползают из тьмы подсознания на белый свет, все сакральные сюжеты начинают разворачиваться прямо перед тобой. Если бы войн не существовало, антропологи должны были бы организовать их как научный эксперимент. Без военно-полевых исследований любая антропологическая теория – всего лишь ещё одна экзотическая гипотеза, годная только для того, чтобы в упрощённом виде быть включённой в туристический справочник. В мирной жизни мы все пребываем во сне повседневности, и только во время войны пробуждаемся к реалиям высшего, или низшего, как вам будет угодно, порядка. Или можно сказать наоборот: мирная жизнь – скучное бодрствование, а война – увлекательный сон, затягивающий кошмар, в котором оживают сказочные герои и чудовища.

Мы сидели в моём писательском кабинете в центре Петербурга, в старинном здании с высокими потолками – бывшей резиденции офицеров гвардейского полка. Да, тогда у меня ещё была возможность заниматься в этом чудесном кабинете, арендованном мной у хорошего человека за весьма скромную плату. Похоже, что ввиду моего не лучшего финансового состояния даже эту скромную плату я вскоре не смогу вносить и мне придётся покинуть кабинет, забрать свою библиотеку и рукописи неоконченной книги. Так или иначе, но тогда я снимал помещение специально для того, чтобы работать в идеальных условиях над новым романом.

Я смотрел в окно: клёны были похожи на варёные яйца – жёлтые листья сверху прикрывал скользкий белок раннего снега. Профессор заметил направление моего взгляда и сказал:

– А в Донецке все деревья ещё зелёные. Но по утрам густой туман, особенно над рекой. И круглые сутки дым от пожаров. И знаете, дым, он не смешивается с туманом. Они существуют как бы вместе, но каждый сам по себе. Это удивительно… можно я закурю?

– Да, пожалуйста.