«Влечение к военным предприятиям волновало весь варварский мир, и спокойствие Галлии и Италии было нарушено переворотами, происшедшими на далеких окраинах Китая. Бежавшие от победоносного врага гунны направились к западу, и этот поток разрастался от беспрестанно присоединявшихся к нему пленников и союзников. Племена, спасавшиеся от гуннов бегством, в свою очередь, воодушевлялись жаждой завоеваний; бесконечные толпы варваров обрушивались на Римскую империю с постоянно возраставшей тяжестью, а если самые передовые из них были уничтожены, то вакантное место немедленно замещалось новыми хищниками», – писал Эдуард Гиббон в своей «Истории упадка и крушения Римской империи».
«Пораженный силой этой внезапной бури (нашествия гуннов в союзе с покоренными ими аланами. –
Итак, смерть Германариха произошла еще до смерти Атанариха. И эта смерть царя остготов представляется не менее загадочной, чем смерть вестготского «судьи». Нам, разумеется, известно, что римляне, попав в безвыходное положение или разбитые в бою, порой кончали с собой при помощи меча или кинжала (Гракх, Брут, Катон, Вар, Нерон, Отон и др.). У них, как и у греков, это считалось достойным способом уйти из жизни. Но именно у них, не у германцев.
Некоторые позднейшие историки дают приведенному выше фрагменту труда Аммиана следующее истолкование. Угроза гуннского нашествия возникла совершенно неожиданно для Германариха и потому была, вероятно, переоценена дряхлым остготским царем. Не видя способов предотвратить внезапную угрозу, старик пришел в отчаяние. Хотя, с другой стороны, согласно тому же Аммиану, «в течение долгого времени» старался дать тем же гуннам «решительный отпор и отбиться от них»! Старцу было необходимо принять решение, от которого зависела судьба его многоплеменной державы. Страх ответственности привел Германариха к душевному кризису – к некому нервному срыву. Не выдержав стресса, он совершил самоубийство, а фактически – «побег» от пугающей реальности. Побег туда, где никаким гуннам было его не достать. Иные думают, что царь остготов добровольно принес себя в жертву ради победы своего войска над гуннами, видя, что готы терпят поражение и желая самоубийством умилостивить богов, чтобы боги, удовольствовавшись его жизнью, все-таки даровали готам победу. Подобные добровольные саможертвоприношения практиковались в разное время и у разных народов. Включая древних греков и римлян. Достаточно вспомнить греческие мифы Фиванского цикла, «Историю Рима от основания города» Тита Ливия и другие источники.
Но, если перечитать выдержанное в довольно-таки странном тоне сообщение Аммиана, может показаться, что ему самому не очень-то понятен смысл описанного им события. В самом деле, воинственный царь воинственных германцев, проведший всю свою долгую, особенно по тем далеким временам жизнь, в боях и походах – неизменно славных и победоносных для него! – вдруг не решается в последний раз, быть может, в своей жизни, скрестить оружие с врагом! А ведь известно: кто-кто, а уж древние германцы не могли себе представить лучшей смерти для всякого уважающего себя не только царя, князя, герцога, но и простого воина (а воином у них считался всякий свободный мужчина, облеченный в силу своего статуса правом носить оружие и участвовать в военных походах), чем славная, почетная смерть с оружием, желательно окрашенным кровью сраженного врага, в руках на поле брани, а не позорная для воина «соломенная смерть» от старости или болезни. Мало того! Даже почувствовав приближение смерти в мирное время от той же старости или болезни, германский воин брал в руки меч или копье и, воздев его к небу, умирал с именем Вотана (у северных германцев – Одина), бога воинов и мертвых, на устах.
И разве могло «трусливое», с готской и вообще с германской точки зрения, самоубийство (в отличие от представителей других народов, с которыми воевали римляне – например, пунийцев или даков, да и самих римлян, нам не известны случаи, когда бы германцы кончали с собой, чтобы не попасть в плен) сравниться с гибелью в честном бою? с гибелью от вражеского оружия, гибелью, открывавшей воину, павшему со славой, прямой путь в загробный мир – путь к веселой и разгульной жизни в чертоге павших героев-