Готы

Так состоялось наше первое знакомство с героем этой главы. Позднее я узнал, что в Пушкинском музее стоят лишь копии. Что подлинники обеих статуй — как Артура, так и Теодориха — изваянные немецким скульптором эпохи Возрождения Петером Фишером Старшим в 1514 г., украшают надгробие владыки «Священной Римской империи», «последнего рыцаря» — императора Максимилиана I Габсбурга — в дворцовой церкви австрийского города Инсбрука. Что на самом деле Теодорих не носил таких кованых доспехов (да и не мог носить, ибо жил задолго до их изобретения), а уж король Артур — и подавно (ибо вообще вряд ли существовал). И все равно память о первой встрече с Теодорихом Великим оказалась для меня неизгладимой. Но это так, к слову…

Ни одна эпоха мировой истории не была связана со столь большим и быстрым расходом человеческого, или, если можно так выразиться, этнического материала, как эпоха Великого переселения народов. Возможно славяне обязаны своей силой, во многом, тому, что почти не участвовали в этой кровавой войне всех против всех, в этой кажущейся порой беззаботной и даже бесцельной смене ареалов, сред обитания народов и племен. Их время пришло несколько позднее, в конце правления Юстиниана I Великого.

У италиков и романизированных подданных двуединой Римской «мировой» империи не было иного выбора, кроме как стать «терпилами», «благодарно (или, во всяком случае — покорно) принимая все, что им назначено природой», и играя на арене мировой истории по преимуществу страдательную роль. Будучи обитателями главного места действия, попав в «мясорубку истории», они силой вещей были вынуждены примириться с этим фактом. И лишь германцы с воодушевлением и неиссякаемым желанием «побольше есть, побольше пить, побольше драться», бросались в бесчисленные битвы между переселяющимися народами и племенами, сотрясавшие, заливавшие кровью и удобрявшие человеческой плотью всю Европу к югу от реки Мена, нынешнего Майна, с 270 г. п. Р.Х. до конца VI в.

Выдающиеся деятели этого века бесконечных схваток, выделяющиеся на их кровавом фоне и возвышающиеся над ними, не были окружены полным мраком неизвестности. Их происхождение не было совершенно «темным» (как нередко — происхождение узурпаторов последующих столетий). Но, с другой стороны, их возносила на престол не «легитимность», не «законный брак» венценосных родителей, не слепой автоматизм передачи власти по наследству («одарившей» Рим самыми слабыми императорами за всю его долгую историю). Знатные герои этого столетия очень скоро погибли бы, не обладай они куда большим запасом ума, силы и мужества, чем многие «высокородные» и «легитимные» кретины. Эти люди обладали наилучшими исходными позициями, какие только можно было себе представить. По отцу они происходили из призванных к владычеству родов. Так что в младенчестве, когда всякая кормилица, всякий придворный евнух (римское влияние давало себя знать и у «варваров») могли бы устранить их, несмышленышей хранила мощная длань отца и владыки. Матери же их могли быть рабынями (как в случае Гейзериха), наложницами-конкубинами (как в случае Аттилы), или просто царскими возлюбленными без определенного статуса — как, например, прекрасная Эливира (Эрелеува, Эрелиева), родившая Тиудимиру в 454 г. сына Теодориха.

Никто особо не интересовался знатностью и вообще происхождением этих т. н. «жен левой руки», «младших жен» или «полюбовниц». Положение, занимаемое этими избранницами судьбы, определялось совсем иными факторами — красотой, темпераментом, телосложением и другими чисто женскими достоинствами. Так и происходило смешение народов, столь часто приводившее к весьма удачным комбинациям свойств родителей с особым упорством, стойкостью и неутомимой силой, необходимыми для успешной борьбы за выживание. Упоминавшийся неоднократно выше царь вандалов и аланов Гейзерих, вероятно, унаследовал от матери иранскую или кавказскую кровь. Родителями Одоакра были гунн Эдекон (Эдика), советник «Бича Божьего» Аттилы, и неизвестная нам по имени рабыня, происходившая, однако, из знатного скирского рода. Мундзук (Мундиух), отец Аттилы, набрал себе форменный гарем из иноземок, захваченных им в бурные годы «наездов» на «ромеев» и германцев, и следовавших за ним в целом караване из кибиток. Мать Теодориха Остготского, Эриулива-Эливира, вероятно, была тоже не германкой, а скорей пригожей полонянкой из числа «челяди», захваченной остготами в те годы, когда остготы и гунны плечом к плечу жгли, грабили, насиловали, убивали в греко-римских областях (прежде всего — на нынешних Балканах).