Гоу-гоу

Оля, не вставая, протянула ладонь, открытой пригоршней вверх: то ли отдавала, то ли хотела взять. Ни для рукопожатия, ни для поцелуя. Никита резко встал, затем, как подкошенный, припал на одно колено, наклонился. Несколько раз поцеловал пальцы — сначала подушечки, затем, перевернув ладонь, и костяшки. Пытался узнать формы ладони и линии изгибов на ней — и не узнавал. Потянул в себя воздух, как будто нюхал цветок, — и…

— Парфюм, Ник, парфюм! Увы! — Оля отняла руку и потрепала Никиту по голове: — А ты еще не сдаешься! — наверное, имея в виду густоту еще темных волос.

— Здравствуй, Оля! Приятно здороваться со своей молодостью в твоем лице. И все же, признайся, почему это все происходит? У меня голова идет кругом, это просто невероятно!

 — Ник!.. — Оля засмеялась, разглядывая Никиту и ничего не говоря. Наконец, вздохнув, вынуждена была продолжить: — Ну, Ник, так приятно видеть тебя удивленным, а не серьезным, какой ты, наверное, есть на самом деле. Ты сейчас кажешься тем, молодым, Ник. Мне доставляет удовольствие произносить твое имя — это действительно возвращение в молодость! Я сейчас все тебе расскажу, — и ты опять станешь взрослым, а? Фу, как неинтересно!

— Рядом с тобой? Взрослым? Никогда! Рассказывай!

— Хорошо, Ник! — Оля повертела перед лицом ладонью, потерла пальцами: — покажи, как ты делаешь, когда говоришь: «О` кей!»

Никита показал, не понимая, куда клонит Оля.

— Ник, ты словно телезвезда, Ник. Ты умудрился в первую же секунду появления в нашем городе, прямо на трапе, влезть крупным планом в экраны наших телевизоров.

— Ах, вот оно что! — Никита даже закрыл глаза, качая в удивлении головой. — И меня кто-то узнал? Прямо вот так сразу? Да неужели кто-то смотрит эти встречи-проводы, тем более на случайные лица? Да что за город у вас такой?

— Не все вопросы сразу, Ник. Я тебя узнала, — я! Это было как выстрел, понимаешь? Если бы просто лик, а то вся твоя мимика и голос… Трудно передать. Во всяком случае, это зародило во мне сомнение, положительное сомнение. Пришлось подключать Осеннего… — Оля помахала рукой мужчинам у «Мерседеса»: «Ребята, подойдите!» — Так вот, пришлось подключать Осеннего, он сотрудничает с телерадиокомпанией. Он привез мне пленку, которая прошла по ти-ви. Мы посмотрели всей семьей, и сомнения отпали: Ник! Дальше, ты понимаешь, дело техники, найти человека в гостиницах не проблема. А версия с телерадиокомпанией навеялась сама собой, так сказать, первопричинностью темы. Нам повезло, что ты поселился в гостинице, а не, скажем, у знакомых.

— К счастью, у меня нет таких знакомых!

— Как тебе не стыдно, Ник, — они у тебя есть!..

Оля не успела договорить: подошел один из мужчин, и Никита поднялся ему навстречу. Встала и Оля.

— Это Вадим Осенний, — представила подошедшего Оля, — мой друг, писатель. Он читает свои стихи и рассказы по местному радио. Надеемся, что скоро его творчество станет известным и у вас в столице.

— Моя поклонница как всегда гиперболизирует, — шутливо морщась, сказал Осенний хорошо поставленным голосом, протягивая руку, — а вас Ольга представила уже многократно. Надеюсь, в этом случае, — без преувеличений! — В последних словах просквозило подобие ревности. Вне всякого сомнения, именно этим голосом назначалось Никите состоявшееся свидание.

Внешность писателя оправдывала его фамилию (или псевдоним). Природная темнота пышной шевелюры боролась с сединой, поэтому волосы выглядели снежной шапкой, обильно пересыпанной черным перцем. Песочная кудель с грустным завитком, спадавшая на широкий, иссеченный морщинами лоб, не столько молодила, сколько знаменовала зрелость и даже подчеркивала увядание. Ясный взор широко распахнутых глаз мог говорить как о показной непорочности, так и о подлинной наивности в восприятии мира, свойственной творцам, в особенности поэтам, когда они, заглядывая глубоко в чужое, невольно рафинируют собственные чувства. Против наивности и сопутствующей ей уязвимости не работали ни большое круглое лицо с вздернутым носом, ни высокий рост, ни крупное рыхловатое туловище, ни, тем более, активное в своей продолжительности, но слабое рукопожатие мягкой руки.

 — А это мой сын, Артур. — Оля указывала за спину писателя, где ждал своей очереди следующий представленец. — Он только что окончил наш университет, в данный момент аспирант.

— Здравствуйте!

Голос принадлежал Гарри. Это было так неожиданно, что Никита вздрогнул и напрягся. Из-за глыбы Осеннего вышел невысокий молодой человек с иронично-виноватой улыбкой. Видимо, участие в компанейском розыгрыше призывало его к ощущению собственной, пусть шутливой, греховности. Он кланялся, как вежливый японец, ожидая, когда ему, по праву старшинства, подаст руку великовозрастный господин. Без сомнений, Артур был умножением Гарри на Оля. Или, точнее, это получился почти Гарри, но утонченный изящной и хрупкой Оля. Пожалуй, степень утончения получилась излишней для мужчины, подумал Никита и мысленно добавил сюда гитару, получив неожиданный результат, который был осуждающим удивлением: как у Оля, при наличии Гарри, может быть фаворит, подобный Осеннему!..