Говардс-Энд

— Мисс Шлегель, вы два милых создания, но вы и в самом деле должны быть осторожны в этом немилосердном мире. А что по этому поводу говорит ваш брат?

— Не помню.

— Но у него наверняка есть какое-то мнение?

— Смеется, если я верно припоминаю.

— Он очень умный, не так ли? — сказала Иви, которая познакомилась с Тиби в Оксфорде, и он ей крайне не понравился.

— Да, пожалуй. Но интересно, что там делает Хелен.

— Она слишком молода, чтобы выполнить такую миссию, — сказал мистер Уилкокс.

Маргарет вышла на лестничную площадку. Ни звука. И цилиндр мистера Баста исчез из холла.

— Хелен! — позвала она.

— Да! — ответил голос из библиотеки.

— Ты там?

— Да. Он недавно ушел.

Маргарет направилась к сестре.

— Так ты одна тут сидишь, — сказала она.

— Да… Все в порядке, Мег. Бедное, бедное создание!

— Возвращайся к Уилкоксам, расскажешь мне позже. Мистер Уилкокс весьма озабочен и немного взвинчен.

— О, я его терпеть не могу! Ненавижу! Бедненький мистер Баст! Он пришел поговорить с нами о литературе, а мы все о делах. Такая путаница у него в голове, но его стоит спасать. Мне он ужасно нравится.

— Молодец, — сказала Маргарет, целуя ее. — Но теперь иди в гостиную и при Уилкоксах о нем не говори. Изобрази легкомыслие.

Хелен послушалась и вела себя с жизнерадостностью, которая лишний раз убедила гостя — эта курочка наверняка ни в кого не влюбилась.

— Он ушел с моим благословением! — воскликнула Хелен. — А теперь — щеночки!

Уезжая, мистер Уилкокс сказал дочери:

— Меня по-настоящему беспокоит, как живут эти девочки. Они довольно умны, но, Бог мой, как непрактичны! Когда-нибудь, и, может, очень скоро, они зайдут слишком далеко. Такие девочки не должны жить в Лондоне одни. Пока они не выйдут замуж, за ними следует присматривать. Нужно к ним почаще наведываться — лучше мы, чем никто. Они ведь тебе нравятся, да, Иви?

— Хелен — нравится. Но я не выношу ту, зубастую. И я не называла бы их девочками.

Иви выросла красивой. С темными глазами и девическим румянцем, проступающим из-под загара, она была крепкого сложения, и ее губы выдавали твердость характера. Она являла собою все лучшее, что могли произвести Уилкоксы в смысле женской красоты. В настоящий момент единственными существами, внушавшими ей любовь, были отец и щенки, но для нее уже плели матримониальную сеть и через несколько дней она проникнется симпатией к некоему мистеру Перси Кахиллу, а он в свою очередь проникнется симпатией к ней.

17

В «век собственности» даже у собственника случаются горькие минуты. Когда грозит переезд, мебель становится нелепой. Теперь Маргарет не могла уснуть ночами, ломая себе голову, куда, куда же, Бог мой, в будущем сентябре денутся все их вещи. Стулья, столы, картины, книги, свалившиеся на них, громыхая, от прошлых поколений, должны были вновь с грохотом покатиться вперед, словно гора мусора, которую ей хотелось пнуть как следует, безвозвратно отправив прямиком в море. Но в доме оставались все отцовские книги — сестры их никогда не читали, но они принадлежали отцу и их следовало сохранить. Была шифоньерка с мраморным верхом — она имела какую-то ценность для матери, правда, никто уже не помнил какую. Каждая дверная ручка или диванная подушка в доме пробуждали сентиментальные воспоминания; эти воспоминания иногда были сугубо личными, но чаще служили своего рода данью усопшим, продолжением ритуалов, которые вполне могли бы завершиться еще на кладбище.

Если задуматься, в этом был какой-то абсурд. Но задумывались Хелен и Тибби — Маргарет была слишком занята с агентами по найму жилья. Феодальное землевладение все-таки придавало людям достоинства, тогда как современное обладание движимым имуществом вновь низводит нас до орд кочевников. Мы возвращаемся к багажной цивилизации, и будущие историки отметят, как средние классы, не укореняясь в земле, обрастают вещами, и, возможно, увидят в этом причину скудости их воображения. С утратой дома на Уикем-плейс Шлегели, несомненно, стали беднее. Дом вносил равновесие в их жизнь и, даже можно сказать, подсказывал, что делать. Однако владелец земли, на которой дом стоял, не стал духовно богаче. На этом месте он построил апартаменты для сдачи внаем, его автомобили стали ездить гораздо быстрее, а его критика социализма зазвучала язвительнее. Но он расплескал драгоценную эссенцию, несущую аромат прошедших лет, и никакая химия не сможет вернуть ее обществу.