Говори

У учительницы английского нет лица. Нечесаные колючие патлы падают на плечи. От пробора до ушей они черные, дальше, до посеченных концов, неоново-оранжевые. Я не могу решить, то ли она довела свою парикмахершу, то ли постепенно превращается в махаона. Буду звать ее Волосатой.

Волосатая убивает двадцать минут на перекличку, потому что отказывается на нас смотреть. Сидит, нагнувшись над столом, так что лицо занавешивают патлы. Оставшуюся часть урока она пишет на доске и зачитывает в пустоту список обязательной литературы. Хочет, чтобы мы каждый день делали записи в дневниках, но обещает, что читать не будет. Я пишу про то, какая она неадекватка.

На обществоведении тоже нужно вести дневник. Видимо, им эти дневники продали с хорошей скидкой. В девятый раз за девять лет изучаем американскую историю. Будут проверять, как мы читаем карту, неделя на индейцев, Христофор Колумб ко Дню Колумба, переселенцы ко Дню благодарения. Каждый год говорят, что мы доберемся до современности, но мы всегда застреваем на Промышленной революции. В седьмом классе доплелись до Первой мировой войны – кто б мог подумать, что была война со всем миром? Нужно побольше каникул, чтобы учителя обществознания успевали следить за новостями.

У меня обществоведение ведет Мистер Череп, тот самый, который рявкнул, чтобы я села. Теперь он ко мне особенно ласков:

– Я тебя приметил. Сядь на первую парту.

И я рада вас видеть снова. Наверняка страдает от посттравматического расстройства. Вьетнам или Ирак – одна из этих войн в телевизоре.

У всех на виду

После обществоведения отыскиваю свой шкафчик. Замок не сразу, но открывается. Вливаюсь в поток, который направляется обедать, и плыву по коридору до самой столовой.

Знаю по опыту, что в первый день в старшей школе еду с собой лучше не приносить. Не знаешь же заранее, как тут принято. Бумажные пакеты – скромно, как положено на окраинах, – или суперские пластмассовые контейнеры? Термомешки – они что: хипстерская потуга спасти планету или признак мамаши-наседки? Остается одно – купить себе еды. Заодно успеваю осмотреть зал на предмет благожелательного лица или незаметного уголочка.

Полный обед – индейка с порошковым пюре и соусом, квелый зеленый салат и печенье. Как попросить что-то другое, я не знаю, так что просто пододвигаю поднос и жду, когда его загрузят. Двухметровый старшеклассник передо мной как-то умудряется раздобыть три чизбургера, чипсы и два шоколадных рулета, причем без единого слова. Видимо, морзянка с помощью глаз. Нужно разобраться. Иду за Баскетболиной в зал.

Вижу кое-кого из друзей – раньше их считала друзьями, – но они все отворачиваются. Думай, думай быстрее. Вон эта новенькая, Хезер, читает у окна. Можно сесть напротив. Или забиться за мусорный бак. Или сразу выбросить в него свой обед и прямиком к двери.

Баскетболина кивает друзьям – они заняли целый стол. Понятное дело. Баскетбольная команда. Они приветственно матерятся – странный способ поздороваться, принятый у прыщавых парней-спортсменов. Он улыбается, кидает им рулет. Я пытаюсь проскользнуть мимо.

Шмяк! Шматок пюре с соусом шлепается мне прямо на середину груди. Все разговоры умолкают, вся столовая фыркает, лицо мое выжигается у них на сетчатке. Теперь быть мне навеки «этой, которую в первый день пюре заляпали». Баскетболина извиняется и говорит что-то еще, но четыреста человек начинают ржать одновременно, а читать по губам я не умею. Бросаю поднос и рывком к двери.

Из столовки выскакиваю на такой скорости, что тренер по легкой атлетике сразу застолбил бы меня в университет. Не свезло – дежурный по столовой нынче Мистер Череп. А Мистеру Черепу до лампочки девицы, способные пробежать стометровку меньше чем за десять секунд, если только при этом в ногах у них нет футбольного мяча.

Мистер Череп:

– Вот и встретились снова.

Я:

А станет он слушать, если сказать: «Мне нужно пойти домой переодеться» или «Вы видели, что натворил этот козел»? Разбежалась. Я молчу.

Мистер Череп:

– И куда это ты собралась?

Я:

Проще без ответа. Закрыть варежку, молчать в тряпочку, заткнуться. Вся эта хрень по телевизору – про нужно разговаривать и выражать свои чувства – вранье. Никто на самом деле не хочет слушать, что ты там имеешь сказать.

Мистер Череп делает пометку в блокноте.

– Я тебя увидел и сразу понял: беда. Я тут двадцать четыре года работаю, в глаза посмотрел – и сразу понял, что у учащегося в голове. Больше предупреждать не буду. Пишу тебе замечание за то, что шляешься по коридору без разрешения.

Убежище

Обед сменяется уроком рисования, как кошмар тихим сном. Класс в дальнем конце здания, там высокие окна, выходящие на юг. Солнце в Сиракузах большая редкость, поэтому класс построили так, чтобы света туда попадало побольше. Здесь пыльно, но каким-то опрятным образом. На полу присохшая краска во много слоев, на стенах наброски: психованные подростки и толстые щенки, на полках тонны глиняных горшков. По радио – моя любимая станция.