Говори

Пару раз в день, едва ли не каждый день все последние двенадцать лет читатели задают мне вопрос, когда я напишу продолжение «Говори». Многие предлагают очень интересные идеи для сюжета. Можно написать про судебный процесс, про то, как Энди Эванса признают виновным в изнасиловании Мелинды и отправляют в тюрьму. Можно написать про работу Мелинды с психотерапевтом, по ходу которой она улаживает свои отношения с родителями. А можно рассказать еще об одной травме: она подсаживается на метамфетамин, теряет память в автомобильной аварии, ее похищают сектанты, или, или, или…

Самое лучшее предложение сделал девятиклассник из Южной Каролины, который сказал, что мне нужно написать о том, как Мелинде удалось закончить старшую школу и никого не убить. А назвать продолжение нужно «Заговорила».

Очень здравая мысль.

Но проблема вот в чем: почти все продолжения оказываются чушью. Вот посмотрите (если сил хватит) «Парк Юрского периода‐2», «Челюсти: месть» или «Рембо‐15». Сиквелы сплошь и рядом превращаются в попытку заработать на том, что оказалось удачным, но их делают без того заботливого внимания, которое обеспечило успех первой книги или фильма.

Продолжения книг получаются ничего, если автор с самого начала планировал писать дальше, оставил торчать ниточки нескольких сюжетных линий, которые можно подхватить и сплести в новый рассказ. Да, я знаю, что в конце «Говори» я подвела далеко не все итоги. Я почти никогда так не поступаю. Я люблю, чтобы конец оставался открытым, потому что так оно устроено в реальной жизни.

Но, несмотря на все это, скажу прямо: я всерьез подумываю о том, чтобы написать продолжение. Размышляю об этом очень давно. Мне нравится писать про Мелинду, будет классно снова с ней потусоваться. Она мельком появляется в «Катализаторе», но мы видим ее глазами другой героини, Кейт Мэлоун. Кейт не расскажет нам, что происходит у Мелинды в душе.

Мне иногда кажется, что Мелинда прячется в очередной кладовке, имя которой моя голова. Ждет, когда я отыщу путь к нужной двери. Вопросов много. Насколько серьезными окажутся ее отношения с Дэвидом Петракисом? Появится ли у нее подруга, которой она сможет доверять? Станет ли искусство единственным ее спасением или она все-таки пойдет играть в баскетбол? Разведутся ли ее родители? Станет ли она после этого счастливее или сломается окончательно? Чем она хочет заняться после школы?

И вот последнее: не смогу я написать продолжение, пока не наткнусь на нужную историю, пока Мелинда не разбудит меня снова посреди ночи. Может, этого не случится никогда. Или через год. А скорее всего – в промежутке между первым и вторым.

Я заговорю, когда Мелинда будет готова.

Замечание о цензуре

Мы живем во времена, когда воспитывать подростков страшно. Кому это знать, как не мне. У нас четверо детей. Часть проблемы состоит в том, что в жизнь вступило поколение, на которое в печати и через интернет обрушился беспрецедентный шквал информации о сексе. Они всё видят, обсуждают, выдают гормональную реакцию – и многие оказываются в очень тяжелой ситуации.

Литература – безопасный и проверенный способ узнать о том, как устроен мир, передать значимые ценности от одного поколения к другому. Книги спасают жизни.

Современная подростковая литература некоторых удивляет, потому что с точностью отображает то, как нынешние подростки говорят, думают, поступают. Но чтобы вызвать отклик у молодого читателя, книга должна быть честной. Американским подросткам страшно не хватает ответственных, чутких взрослых, с которыми можно обсудить вопросы, имеющие для них первостепенную важность. Чтение и обсуждение книг – один из самых проверенных способов заставить подростков думать, разбираться в сложных проблемах их возраста.

Цензура, которую я вижу, по большей части основана на страхе. Это я уважаю. Мир вообще очень страшное место. Самое неподходящее место для того, чтобы растить детей, особенно подростков. Человеческая природа побуждает нас вскармливать и защищать детей до их вступления во взрослую жизнь. Но подвергать цензуре книги, где речь идет о сложных вопросах, с которыми сталкиваются подростки, это не защита. В точности наоборот. Тот, кто остался в темноте, становится особо уязвимым.

Цензура – дитя страха и отец невежества. Нельзя допустить, чтобы от наших детей скрывали истину о мире. Им нужно, чтобы нам хватило отваги снабдить их толковыми книгами, по которым они научатся, как вырасти в тех мужчин и женщин, которыми мы и хотим их видеть.

Лори