Говори

– Да ты успокойся. Все хорошо. Не переживай. Ты Мелинда Сордино, да? Не волнуйся. Я отмечу, что ты присутствовала. Смотри, как все устроено. Если понимаешь, что опаздываешь, попроси любого учителя дать тебе справку, что тебе разрешили опоздать. Ясно? А плакать незачем.

Поднимает повыше зеленый листочек – мой пропуск на выход из тюрьмы. Я улыбаюсь и пытаюсь выдавить: «Спасибо», но слова не идут. Она думает, я обалдела от того, что меня не выругали. В принципе, так и есть. Подремать уже некогда, я перебираю книжки, чтобы порадовать библиотекаршу. Может, даже какую и прочту.

Но блестящая мысль приходит мне в голову не тогда. Рождается она, когда Мистер Череп вылавливает меня в столовой и требует домашку про «Двадцать способов выживания в лесу, которыми пользовались ирокезы». Я делаю вид, что его не вижу. Проталкиваюсь через очередь, огибаю парочку, которая тискается у дверей, шагаю по коридору. Мистер Череп застревает, чтобы прервать публичное проявление привязанности. Я шагаю в Старшее Крыло.

Я в чужом краю – Куда Не Ступала Нога Новичков. На меня таращатся, но мне вообще не до того. Слышу голос Мистера Черепа. Поворачиваю за угол, открываю какую-то дверь, шагаю в темноту. Придерживаю дверную ручку, но Мистер Череп до нее не дотрагивается. Шаги его шаркают дальше. Обшариваю стену возле двери, нахожу выключатель. Попала я не в класс. Это старая кладовка, где пахнет прокисшими губками.

На задней стене – полки с пыльными учебниками и парой бутылок отбеливателя. Из-под груды швабр и метел выглядывают замурзанное кресло и старомодная парта. Растрескавшееся зеркало нависает над раковиной, где валяются дохлые тараканы, переплетенные паутиной. Ручки кранов заржавели – не повернешь. Давно уже ни один уборщик тут не отдыхал. У них теперь новая комната и кладовка рядом с разгрузочной. Девчонки туда не суются, потому что, когда мы проходим мимо, уборщики пялятся и тихонько свистят. Эта кладовка заброшена – ни надобности, ни названия. Как раз то, что мне нужно.

Сперла у Волосатой со стола стопку справок об опоздании. Сразу здорово полегчало.

Добыча дьяволов

Нынче в школе праздник «Наш класс лучше всех», что значит избавление от алгебры, а еще можно навести порядок в моей кладовке. Я принесла из дома несколько губок. Оно мне надо – сидеть в грязи? Нужно еще протащить сюда одеяло и вазочку цветочного попурри.

План такой: двинуться в толпе к актовому залу, а потом нырнуть в сортир и там переждать. Мимо учителей просочиться – плевое дело, а вот про Хезер-то я и забыла. Только Спасительный Сортир появляется на горизонте, как Хезер окликает меня, подчаливает, хватает за руку. Она прямо лопается от гордости за родную школу – морда довольная, щеки пунцовые. И, видимо, твердо убеждена, что и я в полном восторге. Мы чапаем на это мозгопромывательство, и ее так и несет.

Хезер:

– Так здорово – наш класс лучше всех! Я помпонов наделала с запасом. Во, держи. Ух, помашем! В новом классе всегда энтузиазма больше всего, правда? Представляешь, если ты в футбольной команде и за тебя все болеют? Умереть можно от гордости. Ты как думаешь, наши сегодня победят? А я вот точно знаю, что победят. Пока у них не очень клеилось, но мы ж их заведем, правда, Мел?

Меня прямо корежит от ее восторгов, но на сарказм она явно не отреагирует. Ладно, не сдохну я на этом празднике. Хоть будет рядом с кем сесть – уже шаг вверх по социальной лестнице. Подумаешь, линейка!

Я собираюсь пристроиться у самой двери, но Хезер волочет меня на трибуны, к другим первогодкам.

– Я их знаю, – говорит она. – Мы вместе газету делаем.

Газету? У нас что, есть газета?

Она представляет меня каким-то бледнорожим типам. Парочку я смутно помню, остальные, видимо, ходили в другую среднюю школу. Я приподнимаю уголки рта, не кусая при этом губ. Хоть шажок. Хезер улыбается от уха до уха и вручает мне помпон.

Я слегка выдыхаю. Девчонка, сидящая сзади, стукает меня по плечу длинными черными ногтями. Слышала, как Хезер меня представляет.

– Сордино? – спрашивает она. – Ты Мелинда Сордино?

Я поворачиваюсь. Она выдувает черный пузырь, втягивает обратно в рот. Я киваю. Хезер машет знакомой на год постарше – та сидит напротив. Девица стучит меня по плечу еще сильнее.

– Это ты вызвала копов на вечеринку Кайла Роджерса в конце лета?

Наш сектор трибуны превращается в кусок льда. Головы поворачиваются ко мне со звуком, напоминающим щелчок сотни камер папарацци. Пальцы у меня немеют. Я трясу головой. Тут вступает еще одна девица:

– Моего брата забрали с той вечеринки. Потом его за это уволили. Как ты вообще могла? Крыса.

Ты ничего не понимаешь, отвечает голос у меня в голове. Жалко, что она не слышит. Горло сжимается, как будто две руки с черными ногтями сцепились прямо на трахее. Я так старательно пыталась забыть каждую секунду этой дурацкой вечеринки, и вот теперь я посреди враждебной толпы – меня ненавидят за то, чего я не могла не сделать. Я не могу им рассказать правду. Я сама о ней не могу думать. В желудке шебуршится какой-то звериный звук.