Говори со мной по-итальянски

Диего они все-таки разговаривали. Он не отвечает на мои звонки. Похоже, ему нужно переварить то, что я рассказала ему. Днем он ответил на мое сообщение, отчитавшись, что с ним все в порядке. Для меня, несомненно, это является самым главным, но я нуждаюсь в его поддержке. А сейчас происходит совсем другое: он не знает, как ко мне относиться, что говорить и боится задеть чувства. Я уже и жалею, что была откровенна. Это стало частью моей жизни — тот неприятный случай, и все же это прошло. Я похоронила тот день. Я хочу, чтобы они сделали то же самое.

Быть может, Доминик догадывается, что я разгадала причину «рандеву», поэтому она решает сначала сообщить о нашей общей подруге:

— Пьетра не в самом лучшем настроении, — замявшись, Доми открывает рот и вновь закрывает его.

Откидывается на спинку деревянного стула, внимательно изучает мое лицо, выискивая в нем ответы на свои не заданные вопросы. Что не удивительно, Селест поступает точно также.

Все в порядке, меня это вовсе не смущает.

— Диего был очень щедр на слова, — говорит блондинка с трудом. — Пьетра не смогла выдержать это первой.

— Не знаю, как теперь быть, — затем откликается Доминик.

А Селест продолжает:

— Она не захотела приходить, но ей больно, можешь быть уверена.

— Думаешь, я хочу этого? — нахмурив брови, спрашиваю, почему-то почувствовав себя оскорбленной.

Сел принимается активно качать головой в отрицании.

Протягивает ладонь и кладет на мою, сжимая в знак поддержки.

— Конечно, не хочешь. Я не… не это имела в виду. Тебе стоило нам довериться раньше. Почему ты не сделала этого?

Пожав плечами, я обращаю внимание на стильно отделанный потолок. Он исписан буквами итальянского алфавита, а в центре висит большая люстра, в ободке которой немало маленьких лампочек — благодаря им, зал отлично освещен.

— Не знаю, но мне не хотелось вас расстраивать, и я не хотела видеть жалость в ваших глазах, а именно ею вы меня сейчас и одариваете.

Сказала я это без укора и боли. Страданий не осталось, но мне теперь нужно привыкнуть, что при взгляде на меня, друзья будут думать о том, что пришлось мне пережить. Селест мгновенно выпрямляется.

— Нет, Ева, никакой жалости…

— Брось, — перебиваю ее я без всякого негодования. — Все в порядке. Ты не сможешь от нее отделаться, как бы ни хотела.

По крайней мере, в считанные дни. Я знаю, что вам понадобится время, чтобы принять это, но все хорошо. Теперь все хорошо.

Доминик вдруг ахает, и это выходит у нее, как потрясенный вздох.

— Надеюсь, ты шутишь? — в возбуждении кареглазая девушка говорит громко, чем привлекает к нам заинтересованные взгляды остальных посетителей траттории.

Тогда же возвращается наша официантка с кудрявыми длинными волосами цвета угля. Она спрашивает, выбрали ли мы, что хотим отведать. Я задаюсь вопросом, почему девушки не решили устроить встречу в баре: было бы лучше, потому что я не хочу есть. Полагаю, у моих подруг тоже нет аппетита.

— Еще лимонада, пожалуйста, — просит Селест.

Люди приходят сюда, по большей части, поесть, поэтому наш заказ обескураживает женщину, но, кивнув, она оставляет нас. Я слежу за ней взглядом, а потом перевожу его на Доми.

— Нет, не шучу. Это не нормально — хранить в душе ненависть и обиду. Я и так слишком долго позволяла ярости владеть собой.

— Но ты имела на это право! — Селест поддерживает Доминик.

Я смотрю на них, видя в них — себя, некоторое время назад.

В их глазах отражение меня, еще такой озлобленной и ожесточенной. Им необходимо понять меня. Я боюсь, что между нами возникнет конфликт, если с их стороны не будет осмысления того, что я пытаюсь им сказать.

— Мне больше не нужен этот гнев, я — говорю, подавшись вперед.

Доминик нервно теребит края красной кофты. Она в следующую минуту складывает руки на груди и прикусывает щеку изнутри. Конечно, для меня важно то, как они переживают, как не остаются вдалеке от моей проблемы, но мне больше не хочется к ней возвращаться. Нам приносят новый графин лимонада, но поблагодарить официантку берусь только я. Девочки буквально растерзывают меня холодными взглядами. Но в Доми постепенно зарождается очередная доза буйства. Она наклоняется вперед, говорит, не отводя глаз:

— Эти трое, которых мы считали своими друзьями, пытались изнасиловать тебя, а ты их оправдываешь? — громким шепотом упрекает девушка. — Пожалуйста, подумай своей головой, Ева!

Я хочу… не знаю, что мне хочется с ними сделать, но точно не простить.

Я тоже пододвигаюсь, таким образом, наши головы вблизи друг от друга.

— Представь, каково было мне, если ты в бешенстве. Все это случилось со мной, но я сумела простить. Да, я смогла. И горжусь этим.

Доминик хмурится, отстраняется, бьет несильной ладонью по столу, обращаясь к Селест:

— Ты тоже это слышишь? Она сумасшедшая! От их осуждения никуда не деться. Может, я поспешила с решением открыть правду. Черт. Зачем? ЗАЧЕМ? Пьетра наверняка поссорится с кузеном, если, конечно, ее тревожит событие, к которому он имеет непосредственное отношение.

Почему-то кажется, невзирая на нашу испорченную связь, ей на меня не плевать.