– За кого вы нас принимаете, мистер Баркер? У нас тут не живодерня. Собака создана для человека.
– Беру «чудовище» обратно, – поторопился я загладить вину, попутно отметив, что и она зацепила меня своими последними словами. Что, дескать, «собака создана для человека».
– Забудем, – учтиво кивнула Джули.
– Хорошо, тогда просто дайте мне адрес этих людей, которые его забрали, я съезжу к ним и объясню, что произошло недоразумение.
– Недоразумение? – удивилась Джули. – Это никакое не недоразумение, мистер Баркер. Это называется по-другому. Как раз наоборот. Это взаимопонимание между нашим приютом и новыми опекунами, поскольку вся информация остается конфиденциальной, как при усыновлении.
– Но это же моя собака, – сказал я, пытаясь сохранять спокойствие.
– Боюсь, уже не ваша, – сказала Джули, подводя черту под разговором. Она недвусмысленно давала понять, что разговор закончен и ей не терпится продолжить изучение сравнительной анатомии с молодым человеком, которому годилась в мамаши.
– Посвятите меня в детали, – настаивал я, – или все узнают о том, что здесь происходит.
– Что-о? – не растерялась она.
– И что, и с кем. О том, чем вы здесь занимались с этим симпатичным молодым человеком.
– Это мое дело, – с достоинством ответила она. – Я директор приюта и могу здесь быть с кем угодно и в какое угодно время.
– Но не для того, чтобы разводить шашни на рабочем месте, – подчеркнул я. – А теперь адрес. Будьте так любезны.
На секунду Джули погрузилась в размышления, оценивая ситуацию. После чего оскорбительным жестом выставила средний палец:
– Обойдетесь.
– Ну, послушайте же, – заюлил я, почти пресмыкаясь. – Ну, поймите же, я совершил ошибку, признаю. Но я не хотел его бросать. Он единственное, что у меня осталось на свете.
Джули была незлой женщиной и, наверное, не держала на меня обиды за все, что я ей наговорил с отчаяния. Но, тем не менее, она была непреклонна.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Понимаю, но не могу. Акт о защите данных.
– А что говорит ваш Акт о любви? – спросила Люси.
– Ничего, – сухо ответила Джули. – Вы сами видите, ничем не могу помочь. Очень жаль, но тем не менее.
Сначала я решил было переупрямить ее должностное упрямство, но потом понял, что ничем хорошим это не закончится: от упертой начальницы приюта придется домогаться желаемого очень и очень долго, пока ее должностное высокомерие не почувствует себя окончательно удовлетворенным.
Люси, видимо тоже почувствовав это, потянула меня назад, к выходу.
– Пойдем, Дэвид. Не мытьем, так катаньем. Существует много способов ободрать кошку. Машина ждет.
Никакая машина нас уже, естественно, не ждала – таксист, огорченный черствостью клиентов, укатил куда глаза глядят. Но я понял, что у Люси есть, что сказать мне.
Двор был занесен снегом, мир волшебно преобразился, облачившись в белые пуховые одеяния. Видимо, даже слякоть прониклась рождественским духом и решила приветствовать наступление зимы настоящими сугробами.
Когда есть машина, быстро отвыкаешь от пальто.
– Мы замерзнем, – сообщил я Люси.
– Плевать на нее, – прошипела Люси и потащила меня под заснеженные ветви большого дерева.
Снег падал большими мохнатыми хлопьями, украшая собой мир, но не согревая.
– Прижмемся? – предложила Люси.
– Было бы здорово.
Мы обнялись и прижались друг к другу. Она уткнулась мне в грудь. Я невольно положил ладонь ей на затылок.
Она подняла голову.
– Бедненький, – сказала она и крепко поцеловала меня в губы.
Я ответил таким же сильным и продолжительным поцелуем. Свет в здании приюта постепенно стал меркнуть, окрестности огласились собачьим лаем. Низкая луна светила, точно медная пуговка на темном плаще ночи.
– Не ожидал, – пробормотал я.
Люси рассмеялась как-то удивительно возбуждающе. Так сдержанно смеются сотрудники конторы, открывающие забавную электронную почту, когда за спиной у них появляется шеф.
– Да уж, – сказала она. – Ты единственный, кто этого не ожидал. Думаю, нужна была собака, чтобы довести все до логического конца.
– На самом деле… – начал я.
Но она снова подставила губы, и мы слились в поцелуе. Губы у нее были теплые, а нос холодный. У собак это является признаком здоровья, отметил я, но воздержался от комментариев.
– Можно тебя спросить? – обратилась ко мне Люси.
– Говори.
– Как ты мог столько терпеть эту стерву?
– Не знаю, – ответил я, – но временами она бывала ко мне добра.
– Разве ты не заслужил лучшего? Чтобы к тебе были добры все время?
На это я не мог ответить ничего, а может, просто не хотел. К раз и навсегда сложившимся отношениям привыкаешь, как к джинсам в обтяжку. Стоит их снять – и становится непонятно, зачем с таким трудом в них влезал. Так и самые нелепые отношения, ставшие привычными, кажутся логичными и вполне нормальными, что бы тебе ни говорили друзья.