Говорящий ключ

Во время вынужденной стоянки девушка установила радиостанцию и связалась с управлением прииска. Воробьев доложил Постригану о всех событиях последних дней. Он высказал предположение, что таёжка загорелась не сама по себе, а была подожжена человеком, виденным ночью Павлом Вавиловым. Андрей Ефимович полностью согласился с ним и приказал усилить бдительность. Воробьев, Вавилов и Юферов поочередно дежурили три ночи подряд, делай это так, чтобы другим незаметно было их бодрствование. Однако ничего особенного не случилось. Враг, если он и находился в экспедиции, действовал осторожно, затаясь до поры до времени. Николай Владимирович был уверен, что, выждав удобный момент, этот неведомый человек попытается сделать еще какую-либо подлость. После разговора с Постриганом пришлось поневоле посвятить во все Нину. Девушка тотчас потребовала, чтобы ей также поручили ночное дежурство. Николай Владимирович согласился.

Круг, замыкающий предателя, понемногу суживался. После долгого раздумья Воробьев сбросил со счета Афанасия Муравьева и Кирилла Мефодиевича. Оставались оленеводы и Марченко. Но за старателем пока не было ничего замечено. Николай Владимирович окончательно утвердился в мысли, что врага надо искать среди оленеводов и если нет, значит поджигатель появился со стороны.

Радиосвязь с прииском внесла большое разнообразие и жизнь затерянных в тайге людей. Нина поставила на своей палатке маленький металлический репродуктор, достаточно громкий, чтобы его можно было слышать во всем лагере, передала радиограммы родным и знакомым. Этой возможностью воспользовались все, кроме Марченко. Угрюмо буркнув что-то, он отошел в сторону.

Устроив навес из плащ-палатки, Марченко начал бить разведочный шурф, словно живой экскаватор ворочался в яме, выбрасывая полные лопаты тяжелой породы. Попытка была бесполезной. Воробьев видел, что по геологическому строению местности здесь не могло быть залегания золотоносных песков. Геолог долго стоял у шурфа, наблюдая за неторопливыми, точными движениями старателя. Киркой и лопатой Марченко орудовал ловко, чувствовался его многолетний опыт.

— Напрасный труд, — сказал Воробьев, когда Марченко закурил толстую цыгарку махорки. — Район, который мы сейчас проходим, незолотоносен. Потом вам помешают почвенные воды.

— Чем черт не шутит, когда бог спит, — ответил старатель, снова берясь за работу. — За свою жизнь я сотни глухарей выбил, пусть будет один лишний, не развалюсь. Дня два еще дождь будет... успею.

Но ему так и не удалось довести шурф до конца. Геолог оказался прав. Когда старатель углубился более чем на человеческий рост, в углу ямы просочился ручеек почвенной воды и быстро затопил шурф до краев. Марченко со злостью плюнул в мутную воду и ушел в палатку.

— Он все самородок мечтает найти, — кивнул вслед Марченко Антип Титыч.

Выбитая Марченко яма находилась рядом с палатками. Ночью в нее свалился олень, вызвав переполох. Хакаты, подняв неистовый лай, разбудил всех. Оленя легко вытащили, а яму завалили.

За время стоянки Саня с Виктором удачно поохотились, они возвратились на стан, с гордостью неся двух тяжелых глухарей. Около лагеря их встретил Марченко. Он похвалил добычу и, усмехаясь, сказал:

— Глухаря подстрелить просто, их тут много, а вот оленеводы сказывали, есть здесь птица, которую пуля не берет, а дробь и подавно.

— Враки, — решительно возразил Саня.

— Птица та не живая, а деревянная, — продолжал Марченко, — на большом дереве вырезана. Стреляй в нее сколько хочешь, с трех шагов пали, а ей хоть бы что: посмеивается да и только.

— Да она же деревянная? — удивленно расширил глаза Виктор.

— В том то и дело, что деревянная, а коли промажешь, то клюв раскроет, глазом подмигнет, смеется, как человек. Заколдованная. Я сам не верю, да проводники говорят. Можете сами взглянуть. Вон там, у сухого дерева с обломанной вершиной. — Марченко показал направление, стал собирать дрова. Заинтригованные ребята, сдав Нине глухарей, тотчас отправились разыскивать таинственную птицу.

К концу четвертого дня непогоды надоедливый дождь как будто стих совсем и в разрывах туч заголубело небо. В палатку к Воробьеву прибежал взволнованный старик-оленевод Чигор. Будучи человеком суеверным, он верил в добрых и злых духов гор и тайги, а также в святых, о которых слышал еще в детстве от шамана. В его голове религиозные понятия смешались с древними эвенкийскими поверьями.

— Зачем так! Черта стреляй, бога стреляй, — говорил он взволнованно, размахивая руками, на ломаном русском языке и потом перешел на эвенкийский. Воробьев позвал Кирилла Мефодиевича. Проводник о чем-то заспорил с Чигором, видимо, успокаивая его. Чигор вдруг круто повернулся и выбежал из палатки.

— Наши ребята, Санька с Витькой, нашли где-то изображение духа гор, на дереве вырублено было, и постреляли в него, как в мишень. Старик сердится, говорит — удачи не будет, дух гор мстить начнет — злой дух. — Большаков усмехнулся и добавил: — Я этому пророку толмачил, толмачил, а ребята глупые, разве они понимают, какой дух злой, какой добрый.