Говорящий с ветром

Пригнувшись и стараясь не выходить на свет, они разбежались в разные стороны, чтобы собраться с той стороны лагеря, откуда пришли. Хаг Сокол не удержался и бросил взгляд на Хокана Ашира. Маг стоял у своей палатки, окруженный мерцающим голубоватым светом. Казалось, происходящее нисколько его не трогает. Неудивительно, потому что он мог вернуть к жизни практически любого мертвеца, отлавливая потерянные души и вкладывая их в железные тела.

Возможно, это был просто отвлекающий маневр для чего-то другого, например для магического заклинания. Хаг надеялся, что схватка двух магов ослабит и того и другого настолько, что им обоим придется надолго удалиться в свои башни.

Он старался держаться подальше от живых солдат. Немертвые не обращали на него внимания, их интересовало только уничтожение врагов из другого лагеря.

В результате Хаг, миновав все опасные места, выбрался из лагеря и облегченно вздохнул, когда его скрыла тьма. Воздух здесь был гораздо свежее. Он уже начал волноваться, но тут услышал стук лошадиных копыт. Он напряженно всматривался в темноту.

Вышедший из тени человек сунул ему в руки уздечку.

— Ты? — поразился Хаг.

* * *

Горен дремал. Иногда он вдруг засыпал, но тут же снова приходил в себя, вспомнив, что является пленником в собственном теле, и снова погружался в трясину равнодушия. От него больше уже ничего не зависело. Он чувствовал, что Малакей где-то рядом, полностью сосредоточился и собирается с силами для новых свершений. Наверное, когда-нибудь он сосредоточится настолько, что тюремные стены в душе Горена рухнут. И тогда он сможет выбраться. Эта мысль заставила Горена прийти в себя. Видеть он не мог, потому что его глазами все еще пользовался Малакей, зато он мог слышать и ощущать запахи. Только приглушенные звуки и слабые запахи, но это лучше, чем ничего. Значит, в его теле все еще существует какая-то часть его личности, потому что высвободиться Малакей сможет, только убив душу Горена.

Он почувствовал, что рядом кто-то есть. Не в его думах, а в самой что ни на есть реальной действительности. Совсем близко. Горен ощутил тепло живого тела и уловил его запах — смесь сандалового дерева и тимьяна, странная смесь, показавшаяся ему знакомой. Правда, по одному-единственному разу.

Но где и когда это было? Его мозг стал ленивым, в тесной тюрьме ему не хватало воздуха, не хватало света, не хватало еды.

Как будто со стороны он увидел, что кто-то его трясет — трясет его обмякшее тело, а не мозг. «Перестань», — хотел он сказать, но голоса у него тоже не было. К тому же ему стало безразлично, что произойдет с его телом, теперь он окончательно принадлежал Малакею…

В мрачном остроге его души взорвалась ослепительная молния — и стены обрушились. Его освобожденная душа выбралась на свет, растеклась по телу, пробудив его дух к новой жизни. Теперь он вдруг снова мог чувствовать, видеть и говорить.

— Что?… — испуганно начал он. Заморгал и уставился на пораненный палец, с которого капала кровь.

— Тсс, — прохрипел Молчаливый. — Придешь ты наконец в себя, дубина?! Вставай, не тащить же мне тебя, ты тяжелый как бык.

Он отвесил Горену еще пару оплеух, так что тот, в конце концов, поднял руку к лицу и робко сказал:

— Я вернулся, мой друг, больше нет причин меня…

— У меня было столько причин бросить тебя тут, — перебил его Молчаливый, который вдруг стал очень даже разговорчивым. — Но пошли, сейчас удачный момент. Руорим у Хокана Ашира, потому что Раит напал. В лагере полная неразбериха.

Горен кое-как поднялся, ноги сводило от долгого сидения в неудобной позе. Он с трудом ковылял за Молчаливым, который нырнул под один из висящих на стене ковров и приподнял край палатки. Призывая не шуметь, поднес палец к тому месту, где за капюшоном скрывался рот.

Они выскользнули наружу, и Горен понял, о чем говорил Молчаливый. Они едва успели увернуться от падающего куска скалы, заползли под телегу, вылезли с другой стороны, протиснулись между обломками и, в конце концов, выбрались на свободное место. Горен уныло смотрел на летающих над ними драконов, пока Молчаливый с трудом волок его из лагеря. В укрытии они дождались подходящего момента, а потом бросились в темноту.

Горен сумел преодолеть расстояние всего в пять бросков копья, а потом, обессилев, покатился по мокрой траве. Грудь его резко поднималась и опускалась, он с трудом сохранял рассудок. Тем временем Малакей сориентировался и попытался выбраться, но пока у него ничего не получалось. Гнев его был столь горяч, что Горена залихорадило и он покрылся потом. Горен готов был сдаться, но вдруг почувствовал чье-то большое теплое тело. Бархатистая морда ткнулась ему в лицо, дыхание вырывалось из широких ноздрей, он услышал знакомое тихое и ласковое ржание.

— Златострелый, — прошептал Горен и заплакал.