Говорят сталинские наркомы

Вернувшись в Москву, я, как обычно, доложил о нашей поездке Сталину; о том, что фронт Толбухина без осложнений был переброшен по румынским и болгарским дорогам в Югославию. Не часто я видел Сталина смеющимся. Но когда рассказал, как болгарские железнодорожники «раскусили» нашу секретную миссию, как встретили в Рущуке и в других местах, он искренне смеялся. Потом расспрашивал о румынских и болгарских коммунистах, с которыми мне довелось общаться. Особо заинтересовал его рабочий–путеец Георгиу — Деж. Сталин никогда ничего не записывал, но вскоре же я еще раз убедился в его феноменальной памяти.

В Москву из Румынии прибыла первая делегация. В ее составе были министры ново–демократического правительства и другие руководящие деятели Румынии. Возглавлял делегацию новый президент Петру Грозу. Сталин принимал их в Кремле, я был в числе приглашенных. Беседа за круглым столом прошла живо и просто. Много шутили. Отвечая на приветствие Сталина, Петру Грозу сказал, что Россия в промышленном отношении вышла на первое место в Европе еще и потому, что она вышла на первое в Европе место по грамотности населения. А Румыния пока малограмотная страна и отсталая в промышленном отношении.

— Вы напрасно уничижаетесь! — бросил реплику Сталин. — У вас хорошие заводы, мы хотели бы иметь такие заводы. У вас квалифицированный рабочий класс, хорошо работают, железные дороги.

Но Петру Грозу, выслушав, продолжил:

— Господин Сталин! Я не только бывший помещик, я еще и финансист. Умею считать и умею считаться с фактами. Вот Вам цифры грамотности населения Румынии за 1914-й и 1943-й годы… Разве при таком уровне грамотности может быть в стране квалифицированный рабочий класс? Как Вашему гостю мне неудобно, но как финансист и реалист я обязан отвести Вашу реплику. Я прав, господин Сталин!

Улыбнувшись в усы, Сталин сказал:

— Дай бог, чтобы все нас так укоряли!

После Грозу выступил премьер–министр. Он сказал, что господин президент Петру Грозу ведет государственный корабль по пути прогресса. В первые месяцы корабль набирал скорость, потом она стала падать — груз корабля уже не соответствует мощности котлов, не хватаем пару…

Я слушал эту образную речь и думал: куда–то клонит, но вот куда? А Сталин вдруг спросил:

— Ну а если мы сбросим с вашего государственного корабля половину груза, т. е. 50 % военных репараций, которые вы нам выплачиваете? Потянут котлы корабля?

— Завидую Вашей мудрости, — сказал премьер. — Уверяю Вас, корабль тотчас наберет скорость.

Потом Сталин предложил десятиминутный перерыв. Позвал меня в соседнюю комнату, закурил, спросил, где Георгиу — Деж. Я ответил, что он среди гостей, как министр транспорта, но в беседе почему- то не принимал участия. Непривычная для рабочего лидера обета- новка. Сталин просил найти и познакомить. Я привел Георгиу — Дежа, представил Сталину. Сталин спросил меня:

— Он действительно десять лет сидел в тюрьме?

— Да, товарищ Сталин! — по–русски ответил тот.

— Говорите по–русски?

— Да! В тюрьме один русский товарищ научил.

Я рассказал, как Георгиу — Деж и его товарищи помогли нам в перевозке войск Малиновского и Толбухина. Георгиу — Деж стеснительно отрицал мои похвалы.

— Помог, я знаю! — сказал Сталин. — А чем мы можем помощь новому министру транспорта? Первое, чем поможем, — продолжал он, обращаясь ко мне, — это консультантами. Надо создать при товарище Георгиу — Деж группу наших специалистов по железнодорожному транспорту. А второе, — обратился он к нему, — все, что вам потребуется — консультации, материальную и другую помощь, — все найдете у нас. Приезжайте, когда вам нужно, связывайтесь со мной.

Знаю, что еще в конце войны, когда я стал наркомом путей сообщения, Георгиу — Деж трижды к нам приезжал, и его трижды принимал Сталин. Георгиу — Деж очень ему нравился как человек, и он об этом говорил, более того, способствовал избранию его генеральным секретарем Румынской компартии.

Г. А. Куманев: Как Вы, Иван Владимирович, стали народным комиссаром путей сообщения СССР и какие задачи Вам пришлось тогда решать в первую очередь?

И. В. Ковалев: 20 декабря 1944 г. по решению правительства, а через два дня Указом Президиума Верховного Совета СССР я был назначен наркомом путей сообщения. На этот раз Сталин не спрашивал, хочу ли я того или не хочу. Вызвал и сказал примерно следующее:

— Пойдете в наркомат. Войну кончаем, а дела на транспорте у Кагановича снова плохие. Надо восстановить и поднять транспорт, чтобы на его основе поднять народное хозяйство.

Действительно, первое мое в качестве наркома знакомство с положением на транспорте подтвердило то, что я знал как начальник военных сообщений: победный 1944 г., прошедший в непрерывных наступательных сражениях, поставил наши железные дороги — практически всю железнодорожную сеть страны — на грань кризиса. И никаких парадоксов в этом не было. Просто на четвертом году войны железнодорожный транспорт, который поддерживал себя в основном за счет внутренних резервов, почти исчерпал эти резервы и уже не выдерживал непрерывно возраставших нагрузок.