Говорят сталинские наркомы

Южнее Грозного, у Червонной наши воины встали насмерть, и противник здесь задохнулся. Я был очевидец страшной картины. Это было 28–29 августа 1942 г. Гитлер отдал приказ — любой ценой захватить нефть Чечено — Ингушетии, т. е. грозненскую нефть. Поэтому двинулось в наступление несколько вражеских дивизий. Разгорелся тяжелый бой, в ходе которого активно действовали наши штурмовики, подброшенные по ленд–лизу англичанами. 20 самолетов–штурмовиков косили наступавшие войска противника.

Я находился на контрольном пункте КП штаба, на возвышении, и все хорошо было видно. Из примерно 10 тыс. солдат и офицеров противника около половины погибло. Через несколько дней появились флаги с той и другой стороны, что означало — давайте захороним трупы, которые уже начали разлагаться. Стали рыть траншеи. Бросали туда тела погибших и зарывали. Через 3–4 недели немецко- фашистские войска снова пошли в наступление. Но это было их последнее наступление. В нем участвовали в основном румыны. Их тоже уложили. На этом враг окончательно выдохся. К концу года его прогнали до Ростова–на–Дону.

Немного еще отвлекусь. Я как–то после войны отдыхал в Кисловодске. Сажусь в машину, еду в Баку, в родные места. Заехал по дороге в район тех боев, о которых только что рассказывал Вам. Мне интересно было, что же там осталось, как все выглядит спустя десятилетия? Сохранились ли могилы того времени? Ведь там было похоронено несколько тысяч человек.

Не удалось обнаружить ни одного очевидца. Куда они делись? Я расспрашивал. Отвечают — нет, ничего не знаем. Пустое место, ни одного памятника, свидетельствующего о том, сколько здесь наших славных воинов–защитников Родины полегло и захоронено…

После того как гитлеровцы здесь сильно обожглись и их отогнали, я улетел в Уфу, стал снова заниматься нефтяными делами. Там находился непродолжительное время, т. к. вскоре наш наркомат был реэвакуирован в Москву и вся моя последующая работа протекала в столице.

Г. А. Куманев: Как Вы, Николай Константинович, в целом оцениваете итоги эвакуации нефтяного оборудования, проведенной в 1941–1942 гг.? Много ли оказалось при этом потерь?

Н. К. Байбаков: В целом я оцениваю эту беспримерную в мировой истории сложнейшую производственную операцию, в том числе по спасению предприятий нефтяной промышленности и запасов горючего, весьма положительно, высоко. Из одного Грозного, я хорошо помню, мы вывезли 600 вагонов ценных грузов. Демонтировали и эвакуировали Грозненский нефтеперерабатывающий завод и вместе с ним всю добытую за последние дни нефть, а также оборудование других заводов, многих скважин, качалки, механизмы и т. п. Все это через Баку и Каспийское море переправили в Туркмению и по разным нефтяным районам устанавливали. В Красноводске к концу войны мы подготовили к эксплуатации завод. Такое же завод соорудили в Молотове (Перми) на базе эвакуированного оборудования, сыгравшего очень важную роль. Так что, повторяю, задача по перебазированию нефтяных объектов была выполнена неплохо.

Несмотря на громадные трудности, мы справились с главным заданием Государственного Комитета Обороны — ни одной тонны нефти враг на Северном Кавказе не получил, а ведь в гитлеровском рейхе уже было образовано акционерное общество «Немецкая нефть на Кавказе» и в Северокавказский регион завезен большой запас труб для разработки «новыми хозяевами» нефтяных месторождений. Однако почти за полгода оккупации Кубани захватчикам не удалось восстановить ни одной скважины, а немецкие трубы после изгнания врага нам очень пригодились.

Что касается потерь, то потери, конечно, были. Их невозможно было миновать. Наша битва за нефть сопровождалась не только победами и подвигами, но и рядом неудач. Так, в приграничных районах страны, например, как я уже отмечал, в Дрогобыче из–за быстрого продвижения немецко–фашистских войск мы сразу потеряли немало нефтеоборудования. По существу оттуда почти ничего не успели вывезти.

В конце 1942 г. большая группа нефтяников впервые за войну была отмечена правительственными наградами. И я очень дорожу, что именно в это тяжелое время удостоился высшей награды — ордена Ленина.

Г. А. Куманев: Расскажите, пожалуйста, как Вы стали наркомом нефтяной промышленности? Был вызов к Сталину и беседа с ним?

Н. К. Байбаков: Нет, мое назначение на этот пост со мной предварительно не обсуждалось. Нарком Седин был освобожден от занимаемой должности Указом Президиума Верховного Совета СССР

30 ноября 1944 г. В этот же день следующим Указом я был назначен народным комиссаром нефтяной промышленности СССР. Официальное мое оформление на этот высокий пост состоялось 10 декабря

1944 г., когда содержание упомянутых указов было опубликовано в «Ведомостях Верховного Совета СССР». Только через три месяца после указанного назначения (т. е. в марте 1945 г.) я бы вызван к Сталину для беседы. Начальник его секретариата и главный помощник вождя Александр Николаевич Поскребышев сразу же сказал мне, как только я появился в приемной: