Сколько бессонных ночей, сколько часов сверхнапряженной работы должен был потратить этот человек, чтобы через какие- нибудь шесть месяцев после победоносного наступления врага, остановить его и погнать назад».
Высоко отзывался Чадаев во время бесед о В. М. Молотове, М. И. Калинине, А. И. Микояне, Н. А. Булганине, Н. А. Вознесенском, А. А. Жданове, А. А. Андрееве, Н. М. Швернике, А. С. Щербакове, М. Г. Первухине, В. А. Малышеве, Д. Ф. Устинове, И. Ф. Тевосяне, Р. С. Землячке, маршалах и генералах К. Е. Ворошилове, Б. М. Шапошникове, С. К. Тимошенко, Г. К. Жукове, А. М. Василевском, К. К. Рокоссовском, И. С. Коневе, М. В. Захарове, А. И. Еременко, Н. Н. Воронове, Н. Д. Яковлеве, И. Д. Черняховском, адмирале Н. Г. Кузнецове и весьма критически — о Л. П. Берии, Г. М. Маленкове, Л. М. Кагановиче, Н. С. Хрущеве, Л. 3. Мех- лисе, А. Я. Вышинском, маршале Г. И. Кулике.
— А трудно было работать рядом со Сталиным? — спросил я однажды Якова Ермолаевича. — Как проходили у него заседания?
— Хочу сразу же отметить, — сказал Чадаев, — что мне довелось трудиться рядом с товарищем Сталиным на протяжении длительного времени, присутствовать на совещаниях и заседаниях, которые он проводил, а также при его встречах с нашими руководителями, военачальниками и телефонных разговорах. Как я уже рассказывал, мне приходилось много раз получать лично от товарища Сталина различные задания и поручения. Работать рядом с ним было, конечно, почетным и ответственным делом, и мы (а я возглавлял не только аппарат Управления Делами, но и секретариат СНК) трудились не покладая рук. Приходили на работу к 10 часам утра, а возвращались домой в 3–4 часа ночи. Особенно стало нелегко с началом Великой Отечественной войны, когда объем работы резко возрос. Мне приходилось по вызову то и дело заходить в приемную Сталина или в кабинеты девяти заместителей Председателя Совнаркома за получением заданий. Исполнялись поручения и секретарей ЦК ВКП(б).
В моей работе в Управлении делами наибольшие трудности состояли в том, что у некоторых заместителей Председателя Совнаркома СССР иногда были стремления переиграть один другого или «отфутболить» тот или иной вопрос. Все это создавало дополнительные трудности и осложнения в работе правительственного аппарата.
Но должен отметить, что у меня со всеми установились хорошие отношения. Я старался с привлечением сотрудников правительственного аппарата оперативно, быстро и четко выполнять задания. Иногда для этого требовалось 20–30 минут, и Сталин обычно интересовался, через какое время будет подготовлена требуемая справка или какой–либо другой документ. Обычно он соглашался с предлагаемым исполнителем реальным сроком. Более того, если срок выполнения в силу объективных причин требовалось несколько продлить, то необходимо было заблаговременно попросить у Сталина отсрочку. Он, как правило, с пониманием относился к подобным просьбам. Но не позавидуешь тому, кто не выполнил бы сталинское поручение в установленный срок.
Сталин был весьма проницательным. Хотя он долго не всматривался в находящегося перед ним человека, но сразу как бы охватывал его всего. Он не переносил верхоглядства, неискренности и «виляния». При обнаружении подобного выражение лица Сталина мгновенно изменялось. Наружу прорывались презрение и гнев.
Что касается заседаний, то, например, накануне войны заседания Бюро Совнаркома под председательством Сталина проводились регулярно в установленные дни и часы. Он ставил на обсуждение самые различные вопросы. Сталин обладал уменьем вести заседания экономно, уплотненно, был точен в режиме труда, лаконичен в словах и речах. Помимо этого проявлял демократичность и в ведении заседаний. Сталин стремился ближе приобщить к руководству делами правительства заместителей Председателя Совнаркома СССР. В дальнейшем он установил порядок, по которому по очереди некоторые из его заместителей вели заседания Бюро Совнаркома. В частности, это поручалось Вознесенскому, Косыгину, Маленкову и Берии.
Во время заседаний Сталин мало сидел на председательском месте, и я всегда внимательно оглядывал движущуюся мимо меня фигуру в защитном френче, вглядывался в его манеру держать себя, прислушивался к его неторопливой негромкой речи, интонации голоса и хотел понять, в чем притягательность этого человека, почему так беспрекословно покоряются его воле и желаниям миллионы людей. Почему эти неторопливые слова так бурно и сильно впечатляют слушателей, вызывая у них прилив огромной энергии и подъема? Хотелось делать именно так, как говорил Сталин, не сомневаясь, с полной ответственностью выполнять все его указания и распоряжения. Видимо, сила этого воздействия состояла в том, что Сталин был уверен в правдивости, верности своих слов, в ясности своих мыслей, безошибочности выдвигаемых им предложений, и его уверенность охватывала и завоевывала массы.
— А Вы никогда не попадали в трудное положение, бывая у Сталина? — поинтересовался я во время одной из наших встреч. Лицо Чадаева приобрело несколько лукавый вид.