Примерно до середины 1942 г. наши войска испытывали недостаток противотанковых ружей. Но к концу года положение существенно изменилось. Удалось даже создать резерв ПТР и их выпуск достиг 20 тыс. в месяц. А всего за годы войны было изготовлено около 400 тыс. ПТР. Мировая практика не знала столь стремительного темпа создания нового вида вооружения. Этим мы можем законно гордиться.
Когда война уже подходила к концу, то в результате достигнутого превосходства советской танковой техники, насыщения Красной Армии противотанковой артиллерией и усиления мощи танковой брони, значение ПТР значительно снизилась и с января 1945 г. их производство прекратилось.
В начале войны нас передали, подчинили другому заместителю главы правительства Лаврентию Берия. Под его кураторство перешел и Наркомат боеприпасов СССР. Позднее возложили на него также руководство организацией производства ракет большой дальности и, наконец, создание и совершенствование ядерного оружия. Он еще курировал угольную и нефтяную промышленность, т. е. основную часть военной промышленности, кроме авиации и танков, контролировал и «опекал» Берия.
Это, конечно, несколько отложило определенный отпечаток на нашу деятельность в том смысле, что мы в течение всей войны были связаны с органами НКВД и государственной безопасности: и с центральными, и с местными.
Они обязаны были по указанию Берии нам помогать. Некоторые из них понимали свою работу так: они должны были за нами следить, а вообще по установке Берии (это было мне известно) они обязаны были оказывать нам поддержку.
В каком плане сказанное мною накладывало на нашу деятельность отпечаток? В том плане, что отдельные люди боялись иметь дело с «органами». Как показывает история наши «органы» «натворили» много «дел» в довоенные годы. Многие видные руководители, специалисты оборонной индустрии, в том числе нашей промышленности вооружения были тогда, перед войной, арестованы. Я уже отмечал, что оказались репрессированными, например, Борис Львович Ванников, Иван Антонович Барсуков — был посажен за неделю- две до войны. Их участь разделили несколько директоров заводов. Все это, конечно, накладывало отпечаток на их последнюю работу в том плане, что не все они после обвинений и освобождения достаточно смело руководили деятельностью предприятий.
Мы, т. е. те, кто помоложе был и не подвергался репрессиям, работали более смело, меньше обращали внимания на эти органы. И надо сказать, они, зная наши отношения с Берией, даже пытались нам в чем–то и больше помогать. Может быть, побаивались, как бы мы не нажаловались на них Берии, что плохо нам помогают.
Поэтому у нас установились с работниками «спецслужб» в целом нормальные, деловые контакты.
Необходимо отметить, что в целом мобилизационная готовность нашей промышленности вооружения перед фашистской агрессией была очень хорошей. А вот сейчас, мне представляется, вопрос о мобилизационной готовности военной промышленности как–то рассыпается. Потому что раньше военпреды следили: вот допустим, я технологию на винтовки поменял, они следили, чтобы я обновил боезапасы, заменил соответствующие сорта металла в запасе, заменил заготовку в запасе, заменил станки в запасе. За всем этим следило и Главное артиллерийское управление. Жестко следили, чтобы была хорошая мобилизационная подготовка. И что она была неплохая, подтверждает тот факт, что в первые месяцы войны (особенно в июле, августе, сентябре 1941 г.) у нас рост военного производства шел необычно высокими темпами. Он увеличивался за названные 3 месяца от полутора раз (например, производство пушек) до 9 раз — выпуск автоматов. Поэтому, повторяю, мобилизационная подготовка была вполне хорошей.
А потом все это полетело из–за вынужденной эвакуации. Поскольку в октябре–ноябре полным ходом шла эвакуация, почти все эти первые результаты мобилизационной подготовки в большой степени рухнули, кроме уральских заводов и других предприятий, которые находились в глубоком тылу.
Нажим на нас в это время со стороны ГКО, правительства, лично Сталина, да и Берия был колоссальный, чтобы мы быстро развивали производство на Урале.
Приведу такой пример. У нас обычно производство винтовок колебалось от тысячи до 1,5 тыс. в сутки. Тула столько же давала. Но тульские заводы осенью 1941 г. оказались на колесах. В Ижевск еще накануне войны мы дотянули их выпуск до 2 тыс. в сутки, а теперь в тяжелые осенние месяцы перед нами поставили задачу достигнуть выпуска до 12 тыс. винтовок в сутки. Между тем согласно мобилизационного плана оба завода должны были производить ежесуточно 5 тыс. винтовок.
Теперь же боевое задание только по одному заводу — выйти на 12 тыс. в сутки, поскольку все запасы винтовок фактически потеряли.