Говорят сталинские наркомы

B. Н. Новиков: Такое утверждение правильное. Всех немного сбил с толку конструктор Таубин. На самолетах многих стояли пулеметы Шпитального, а до него дегтяревские. Пулемет Шпиталь- ного был самым скорострельным авиационным пулеметом в мире. Производил 1800 выстрелов в минуту. Гитлер даже у себя в кабинете этот пулемет в футляре держал. Сказал, что пока немецкие изобретатели, конструкторы не создадут такой же пулемет, он будет держать его у себя в кабинете…

Однако калибр у этого пулемета был мал. Конкурентами между собой по созданию более мощного пулемета стали Березин, сам Шпитальный и Волков с Ярцевым. Но конструктор Таубин сумел побывать на приеме у Маленкова, потом и у Сталина и много им наобещал. Мол, конструктора Березин, Шпитальный, Волков с Ярцевым пытаются создать новый пулемет. Но я такой пулемет сделаю в 2 раза более скорострельный и вдвое легче, чем сделают они. Это было еще перед войной. Маленков и Сталин поверили Таубину. Прошло месяцев 7–8. Меня Ванников затащил на завод и заставил делать пулемет этого Таубина 12,7‑мм калибра, а Туле дали делать 12‑миллиметровую пушку. Наш пулемет был совершенно сырой. Вот только тогда мне признался Нудельман — заместитель Таубина, что тот его не сделал даже в деревянном макете. Просто подготовил чертежи и сунул на завод. А я удивлялся, почему не едет конструктор, в чем дело?

Приехал на завод Ванников, приехал нарком боеприпасов Горемыкин, заместитель начальника Управления ВВС генерал Сакриер. При них я должен был отстрелять этот пулемет Таубина. Я из

5 пулеметов отстрелял по 5 штук, все они отработали. Хотя наши конструктора заявляли, что эти пулеметы никуда не годятся. А нам дали на их изготовление только две недели…

При второй очереди все эти пулеметы развалились. Буквально все. У одного затвор, у другого защелка и т. д. Меня при всех отругали: наверное, ты на их изготовление поставил не тех рабочих, менее квалифицированных. Дали мне два месяца на то, чтобы сделать вторую партию пулеметов — 20 штук.

Для меня было ясно, что пулеметы эти не пойдут. Я промолчал. Ванников мне через два дня звонит уже из Москвы: «Слушай, Владимир, ты не расстраивайся. Давай, делай новые пулеметы. Я попросил его согласие срочно приехать в Москву. Он не возражал.

По приезде я сразу же пошел к Таубину. И показал ему, что его пулеметы работать не будут. «Хоть нас убей, хоть десять раз будем переделывать, но твои пулеметы работать не будут». И доказал ему — почему. Он понял, хотя был человеком с явными авантюрными наклонностями.

Я боялся, что Таубин скажет, вот завод не умеет делать пулеметы, а я их сконструировал самого высокого качества. Ведь тогда пойдут аресты наших рабочих, инженеров. Я его спросил: «Сколько тебе надо на доработку?» (Я не сказал, что мне Ванников отвел два месяца.) Он отвечает: «Мне на доработку надо 4 месяца». Я ему предложил: «Давай Ванникову напишем бумагу, в которой все объясним».

Бумагу составили, и я ее вручил Ванникову. Ванников прочитал и даже позеленел. Ведь он отстаивал способности Таубина перед Сталиным. Поставили в Туле пушку Таубина на производство. Таубину дали орден Ленина, а через неделю его пушку сняли с производства как негодную. Получилась никакая не авиационная пушка. В итоге его посадили. Он дважды обманывал Маленкова и Сталина. Посадили Таубина по указанию Маленкова. Это уже дочка Таубина мне рассказывала. Она принесла мне рукопись книжки о нем. Сидела у меня часов пять, просила дать отзыв. Поначалу я написал резко отрицательно. Но тут меня стали уговаривать и издательство, и та же дочка: смягчить отзыв, все–таки он был реабилитирован. Я, конечно, сгладил это дело. А вообще он виноват полностью, и я считаю, что из–за него много летчиков погибло. Потому что если бы он не мешал, Березин, Волков и Ярцев сделали бы хорошую пушку гораздо раньше. И мы смогли гораздо раньше перевооружить самолеты на более мощное вооружение. Он задержал это дело как минимум на полгода.

Я лично считаю, что посадили Таубина за прожектерство и обман — правильно сделали. А то, что расстреляли, наверное, неправильно. Все–таки он молодой был — 30 с чем–то лет. Ну чего стрелять? Но, правда, суд приговорил к расстрелу. Посадить надо было, года на два, проучить, а может быть, и под домашним арестом продержать… В общем, нельзя сказать, что он был совсем не способным, но был очень нахальный человек, как я уже отмечал, с авантюрными наклонностями. В тюрьму попал не зря, а расстреляли зря.

A. В. Басов: Владимир Николаевич, Вам приходилось встречаться со Сталиным?

B. Н. Новиков: Приходилось, правда, один раз, и еще он как–то звонил мне на завод.

A. В. Басов: Какое Ваше общее впечатление о нем?