Говорит Гитлер. Зверь из бездны

Немецкий государственный деятель и крупный ученый Вильгельм фон Гумбольдт 150 лет тому назад верил в старомодный либерализм, в сознательное ограничение государственной мощи. Сейчас важно уяснить пределы эффективности каждого политического строя. Порочность заключена в наше время в возвышении государства до абсолютной авторитарности, в убежденности в среде либералов и социалистов, что существует определенное, единственно правильное обустройство мира. Если мы попробуем создать такое обустройство, то потерпим неудачу. Не существует окончательно установившегося политического порядка.

Мы ведем религиозную войну, ту же, что и триста лет назад. Два определения гуманности противопоставляются друг другу. Во времена тридцатилетней войны существовали две идеи: с одной стороны — это принципы протестантизма, индивидуализма и территориального государства, а с другой — законы католицизма, иерархии и универсализма. Тем не менее, все это была общая основа христианства. Сегодня нет общей христианской базы, которая бы объединяла западный демократический традиционный порядок вместе с абсолютистской мировой революцией. Они взаимно исключают друг друга. Компромисс невозможен, невозможен Вестфальский мир.

Следовательно, существует опасение, что эта война может закончиться фатально. Есть и соблазн, что война эта может просто перерасти в гигантскую стычку двух имперских интересов: борьбу между правительством, насаждающим власть, и подъемом, уничтожающим всякую безопасность. Но не только пропаганда нигилизма запутывает проблемы в такой интерпретации и сковывает волю к сопротивлению. Везде существуют реалии. Кого-то не удовлетворяют красивые фразы и утопические теории, которые отклоняют все то, что поднимает эту войну над уровнем войны империалистической. Едва ли тот, кто не принимает участия в этой войне, станет говорить, что более всего расхождений в этой войне, чем в Великобритании. Империя терпит поражение в войне будучи одна и никому, кроме лидеров империи не дано права определять цели и пределы войны. Но мы воспользуемся правом высказать свою озабоченность тем, чтобы этот последний приют свободы не пожертвовал единственной силой, способной оказать сопротивление, он напичкан континентальными идеями и у него оказалось достаточно силы, чтобы принять политическое решение из всей нашей западной традиции, решение противоположное континентальному. Опасение оказаться в безвыходном положении, которое так тревожит нас — самое естественное человеческое опасение и элементарное искушение постичь всю относительность достигнутых решений и благополучия, основанных на компромиссах.

Итак, мы на верном пути, плывем на новом "Мэйфлауэре", стоим на палубе с другими людьми, среди чужих и знакомых лиц, подвергая себя такой же смертельной опасности и так же надеясь на лучшее, как и все. Мы все еще никак не расстанемся с этой эпохой, плывем, пусть даже и не к новому континенту, а к новой эпохе. Дни старой эры сочтены, они мчатся позади нашего судна. Но достигнем ли мы причала? Не пострадаем ли в кораблекрушении? А что мы взяли с собой? Только ли идеи новой свободы и справедливости. Захватили ли мы с собой, как английские пилигримы, вечные книги о высшем предназначении человечества? Или мы забыли о них?

Давайте возродим дух старого порядка, но не для того, чтобы отправиться в душе на поиски далеких земель и эпох, безвозвратно канувших в лету. А чтобы сохранить этот дух, как основу выживания любого сообщества, даже еще до того, как оно будет построено. Ох, как ноет внутри! Пока наше убежище вздрагивает от взрывов бомб, словно корабль, раскачивающийся в шторм, мы уже знаем, что никогда более не увидим берегов, которые покидаем. Они исчезают из вида, и новые земли манят нас.