Говорит и показывает Россия

Одной из главных и, в историческом ракурсе, самой значимой жертвой “дела писателей” и банкирских войн оказался молодой политик, никак не замешанный ни в схемах Чубайса, ни в сделках с олигархами. Звали политика Борис Немцов. Обаятельный высокий красавец, бывший губернатор Нижегородской области и физик по образованию, 38-летний Немцов переехал в Москву в 1997-м по просьбе Ельцина. Он вошел в правительство в качестве министра топлива и энергетики и первого вице-премьера. Ельцин прочил Немцова себе в преемники и даже говорил об этом открыто, когда знакомил его с мировыми лидерами. Во многом Немцов служил живым воплощением той самой мечты о России как о “нормальной”, свободной, европейской стране, которая зародилась на сломе советской эпохи. Ельцин познакомился с Немцовым в 1990 году, когда 31-летнего демократа избрали в первый российский парламент. Коммунистическая идеология ему была не близка, причем определяющим тут выступало второе слово: Немцов ставил выше любой идеологии и политической целесообразности человеческие ценности. Он стоял за Ельцина и в августе 1991-го, и в октябре 1993-го – хотя и критиковал его тогда за решение распустить парламент.

Два вице-премьера, Немцов и Чубайс, составляли ядро ельцинского правительства младореформаторов, которые, как ожидалось после поражения коммунистов на выборах 1996 года, наконец-то поведут страну по пути преобразований. Немцов олицетворял оптимизм 1990-х, когда казалось, что энергичным и умным все по плечу. Он был наделен и энергией, и умом. К тому же, в отличие от большинства людей своего поколения, он отличался порядочностью и каким-то врожденным умением различать добро и зло. Из всех людей, оказавшихся в российском правительстве, только Немцов был честен и не запятнан никакими связями с олигархами. Более того, именно Немцов впервые ввел в политический язык современной России слово “олигарх”, когда в январе 1998 года устроил публичные дебаты под названием “Будущее России: олигархия или свобода?”. Немцов вспоминал: “Я мечтал о нормальной европейской России, и олигархи не вписывались в эту картину. Они приватизировали большинство государственных институтов – в том числе милицию, ФСБ и суды. И моя первая мысль была, что нам нужно заново «национализировать» государство, забрать у них спецпропуска в Кремль и мигалки, устранить систему банков, распоряжающихся государственными деньгами”[315].

Приватизация “Связьинвеста” должна была стать подтверждением независимости Немцова от влияния олигархов и его главным политическим козырем. Но если олигархи не вписывались в картину России, какой она виделась Немцову, то он в свою очередь не вписывался в картину олигархов. Доренко называл Немцова “тараканом” и для нападок на него нанимал проституток, которые за скромное вознаграждение в 200 долларов говорили, будто Немцов пользовался их услугами, но забывал платить. В своих воспоминаниях “Исповедь бунтаря” Немцов писал: “Спустя несколько лет я совершенно случайно столкнулся с Доренко в аэропорту Нью-Йорка. «Я же киллер. Тебя заказали, – добродушно пояснил Доренко. – А это был такой простой и эффективный способ: дал 200 долларов, и дамочка наговорила, что надо, абсолютно не рискуя ни здоровьем, ни жизнью. Ты же ей ничего не мог сделать»”[316]. Доренко уверял, что ему просто всучили запись с проститутками и он не счел необходимым проверять подлинность их рассказа. “Заказчиком” оказался Березовский, у которого был отдельный счет к Немцову: именно Немцов противостоял его попыткам захватить “Газпром”.

НТВ до такой низости не опускалось и вместо этого высмеивало Немцова, используя любой повод, в том числе его появление в белых штанах на официальной церемонии встречи президента Азербайджана. В “Итогах” Киселев еженедельно показывал снижающийся (его же усилиями) рейтинг Немцова. Когда рейтинг, подорванный информационной атакой, упал до однозначных цифр, Киселев, используя телевизионную графику, поставил крест на портрете Немцова и отправил его в мусорную корзину.

На самом деле говорить о чьем бы то ни было электоральном рейтинге спустя всего год после президентских выборов было совершенно бессмысленно. Но, как саркастически писал тогда Максим Соколов, телеканалы кормятся избирательными кампаниями, как военно-промышленный комплекс кормится войной. “Война означает ажиотажный – и в то же время гарантированный – спрос на средства ее ведения, а торговаться о цене времени нет – отсюда военные сверхприбыли оружейных фабрикантов. Избирательная кампания предъявляет такой же спрос на информационное оружие”[317]. Постоянно раздувая тему рейтингов, НТВ напоминало политикам о своем могуществе.