Говорит и показывает Россия

Он не был диссидентом и имел богатый опыт общения с КГБ и в Институте США и Канады, который курировался КГБ, и в “Медиа-Мосте”, в котором служил бывший генерал КГБ Филипп Бобков. Малашенко видел в КГБ не угрозу репрессий, а угрозу для движения страны по намеченному, в том числе им самим, пути. После крушения компартии с ее идеологией именно КГБ стал воплощением государственного контроля, с которым боролся Малашенко, считавший, что не государство должно контролировать граждан, а граждане – государство.

Через несколько дней после того памятного обеда Малашенко зашел на дачу к Юмашеву и сказал, что не сможет поддержать Путина, что “КГБ – это навсегда, что это мировоззрение и что это неправильно”. После этого разговора пути назад уже не было, и впереди замаячила война. Вскоре телеканал выпустил очередную программу “Итоги”, которая рассказала о ельцинской “семье” как об узком круге людей, принимавшем все решения в стране и манипулировавшем самим президентом. Рассказ сопровождался наглядными схемами, пояснявшими “внутрисемейные” связи. Это был явный выпад против ельцинского клана, а значит, и лично против Путина, которого “семья” видела преемником. Само понятие “семья” раньше почти не использовалось, хотя в Москве уже стали появляться странные рекламные щиты, скорее всего, в рамках антиельцинской кампании Лужкова. Один такой билборд явно намекал на личность магната Романа Абрамовича, который, по слухам, являлся “кассиром «семьи»”. Надпись на щите, окруженная золотыми монетами, гласила: “Рома думает о семье. Семья думает о Роме”.

В представлении кремлевских политтехнологов атака Гусинского на “семью” и аналогичные нападки Лужкова слились в одну скоординированную кампанию. В воспоминаниях Ельцина, записанных Юмашевым, программа НТВ про “семью” названа ударом в спину президента:

Эти фотографии на экране чем-то напомнили мне стенд “Их разыскивает милиция”. Я такие стенды в Свердловске очень часто видел: на территории заводов, на автобусных остановках, возле кинотеатров. Там красовались личности пьяниц, воров, убийц, насильников. Теперь “милиция” в лице НТВ “разыскивала” мою так называемую Семью: мою дочь, Волошина, Юмашева… Всем этим людям, включая меня, приписывалось подряд все что можно: счета в швейцарских банках, виллы и замки в Италии и Франции, взятки, коррупция…[358]

Само то, что разоблачениями занимались люди, Ельцину лично знакомые и близкие его семье, воспринималось президентом не просто как враждебные выпады, а как предательство.

Журналистов с НТВ перестали пускать на важные кремлевские встречи. По словам Павловского, отвечавшего за отношения со СМИ во время путинской президентской кампании, появилось строгое распоряжение: на НТВ не должен появляться ни один кремлевский чиновник[359]. НТВ осталось только с Примаковым и Лужковым. “Мы стали изгоями”, – вспоминал Киселев. В редакцию журнала “Итоги” наведалась налоговая полиция.

Березовский, выступавший за кандидатуру Путина, воспользовался сложившейся ситуацией в собственных целях и убедил Кремль в том, что НТВ переметнулось на другую сторону и работает теперь на Лужкова с Примаковым. Строго говоря, это была неправда. Гусинский уже рассорился с Лужковым, а Малашенко еще в сентябре 1998 года в разговоре с Ельциным отговаривал его от назначения Лужкова на пост премьера. Примакова они тоже не считали своим человеком, во всяком случае, изначально. Их слабость заключалась в том, что они не предложили собственного кандидата и даже не осознавали, насколько это важно. Контролируя самый влиятельный телеканал в стране, они считали себя самодостаточной силой, с которой придется считаться всем, независимо от того, кто станет президентом.

9 августа Ельцин назначил Путина премьер-министром и назвал его своим преемником – единственным человеком, который сможет сплотить страну. Березовский был в приподнятом настроении. Теперь, когда Гусинского убрали с дороги (возможно, не без помощи самого Березовского), он остался единственным “царедворцем” – самым незаменимым человеком в России, контролировавшим главный телеканал. И хотя основная публично высказанная претензия Березовского к Примакову состояла в том, что тот был связан с органами госбезопасности, биография Путина его мало смущала.