Говорит и показывает Россия

Дети старых большевиков были советскими принцами или патрициями. Приняв доставшееся им по наследству право на власть, они взяли на себя и личную ответственность за страну. Они не укрывались от советской действительности и никогда не задумывались об эмиграции. Это была их страна, и они хотели изменить ее в соответствии с собственными потребностями и представлениями о том, что правильно, а что нет. Мысль о том, что было бы, “если бы наверху был я”, как говорил Егор, укоренилась в них прочно. Они родились для деятельной жизни, имели для нее достаточно сил и постоянно искали дело, к которому можно было бы эти силы приложить.

Частные размышления

Что значит в мартовские стужи,

Когда отчаянье берет,
Все ждать и ждать, как неуклюже
Зашевелится грузный лед.
А мы такие зимы знали,
Вжились в такие холода,
Что даже не было печали,
Но только гордость и беда.
И в крепкой, ледяной обиде,
Сухой пургой ослеплены,
Мы видели, уже не видя,
Глаза зеленые весны.

Илья Эренбург, 1958

После окончания террора в стране наконец появилось поле для мыслей и действий; этой новой возможностью поспешили воспользоваться советские художники, писатели и журналисты. Именно они впоследствии окажут решающее влияние на тех людей, которые тридцатью годами позже запустят перестройку. Слово “оттепель”, выбранное Ильей Эренбургом в 1954 году в качестве названия своего романа, обозначило целый период в советской истории. Оно точнее всего передавало всеобщее ощущение: оттепель – не то же самое, что весна, и даже не окончание зимы, а лишь ослабление суровых морозов посреди нее; оттепель может смениться и новыми заморозками. Но после сталинского террора люди испытали облегчение: их больше не душат и не убивают без разбора. Как говорит один из персонажей Михаила Зощенко, “высшую меру я… с трудом переношу. Остальное как-нибудь с божьей помощью”.

Советский строй не допускал частной собственности на землю, однако личное пространство для частных мыслей и чувств понемногу стало расширяться. Массовое строительство хрущевских пятиэтажек в корне изменило жизнь миллионов людей. Из коммунальных квартир с общей кухней и одной уборной на несколько семей они переезжали в собственное жилье. Квартиры в хрущевках были тесными, неудобно спланированными, зато отдельными. В личных квартирах граждан начали появляться личные магнитофоны и личные телевизоры. В стране образовался круг художников, поэтов и бардов, формировавших интеллектуальное пространство той эпохи. Конструкции сталинского мира с его гигантизмом ломались. Среди них, под ними, из-под них пробивались совсем другие интонации и образы, зарождался иной способ взаимодействия с реальностью. Искусство возвращалось и возвращало людей к простейшим радостям: к ощущению тепла, нежности и искренности, к нормальным словам и чувствам, сопоставимым с масштабом частной человеческой жизни.

Частное становилось массово востребованным. Поэт Евгений Евтушенко собирал тысячные аудитории. Песни Окуджавы наполняли городскую среду новым, искренним и личным звуком. Театр “Современник”, вокруг которого объединились Олег Ефремов, Анатолий Эфрос, Александр Володин, Виктор Розов, дарил ощущение свежего воздуха, освобождал от штампов, формировал чувства, мысли и поведение людей 60-х годов.

“Современник” произрастал из корневой системы Художественного театра – не того советского окостенелого МХАТа, пропитанного цинизмом и фальшью, какой сложился в концу сталинской эпохи, а того, который – как “товарищество на вере” – создали в 1898 году Станиславский и Немирович-Данченко.

Коллектив театра обсуждал, как наладить новое дело. Олег Ефремов горячо убеждал: “Театр – кооперативное товарищество актеров. Надо пробовать эту форму. Главное в театре – коллектив, построенный и управляемый демократически. Выборный художественный совет, выборное правление”. Ему спокойно возражал гениальный Анатолий Эфрос: “Мы организаторы нового театра. Это наша идея, наша инициатива… Станем ли мы более авторитетны, если нас «изберут»?.. Ты говоришь: «кто нас уполномочил?» Никто. А кто уполномочивал Станиславского и Немировича-Данченко? Хватит ждать, чтобы нас кто-то уполномочивал. Надо действовать самим. Нас уполномочила совесть…”[37].

Записи о театре “Современник” – из дневников Владимира Саппака, литературного критика и публициста. Саппак же писал и о возникавшем в то время телевидении – как о новом способе взаимодействия с реальностью.