Говорит командир корабля. Вопросы, ответы и наблюдения опытного пилота

Главный кошмар для летчика (помимо банкротства его авиакомпании или того, что продовольственная служба забудет еду) — это пожар на борту. У этого старого реактивного самолета две одинаковые системы пожарной сигнализации на 50-метровую основную грузовую палубу. Это штуки, похожие на диск телефона, под которыми прикреплены желтые сигнальные лампочки. На лампочках написано: «Дым в грузовом отсеке». Конечно, этот самолет был спроектирован в те далекие времена, в начале XX века, когда у генерала Эйзенхауэра еще оставалось немного волос на голове, поэтому… Спасибо за предупреждение, но после того, как пожар обнаружится, нам все равно нечем будет его потушить. (DC-8 уже почти вымерли и давно не используются в пассажирских авиаперевозках, поэтому не волнуйтесь.) В кабине экипажа есть огоньки покрупнее и поярче. Но именно эти квадратные, невинно выглядящие желтые огоньки мне не хотелось бы видеть светящимися никогда. Особенно если ближайшая к нам земля — это ледниковые берега Гренландии, расположенные в двух часах лета.

Однако я не забываю и о том, что в отсеке за нами находится девять тысяч килограммов свежесрезанных цветов из Бельгии и Нидерландов, которые мы везем в США. От них кабина экипажа пропахла детской присыпкой. Такое происходит, когда тысячи килограммов цветов навалены горой и от них распространяются облака микроскопической пыли. Эти крошечные частицы заполняют воздух, как благоухающее облако присыпки. В то же время устаревшие детекторы DC-8 спроектированы так, что они отслеживают не пламя или тепло, а частички дыма, и они очень часто дают ложную тревогу, запускаемую пылью или порошком.

Час от часу не легче. Командир достает карту и начинает развлекаться с GPS. «Ха!» — восклицает он. Ему скучно, и ради интереса он ввел точные ширину и долготу крушения «Титаника», случившегося в 12 километрах под нами (8,5 километра воздуха и 3,5 километра соленой воды), лишь немного к югу от нашего курса.

«Хватит, — говорю я. — Не делай этого».

Я сижу перед своей панелью приборов — стеной датчиков и тумблеров, расположенных в идеальной рабочей последовательности. Все они преследуют одну цель, заключающуюся — ни много ни мало — в механической непогрешимости. Зеленые, красные, синие огоньки, круговые циферблаты с подрагивающими белыми стрелками. На современных самолетах все это светодиодное или жидкокристаллическое, но здесь предусмотрены старомодные аналоговые индикаторы, из-за которых кабина экипажа напоминает подводную лодку. Они старые и не приспособлены для точных измерений. Я откидываюсь на сиденье и рассматриваю панель приборов критически и уважительно — так, как художник оглядывает свой холст.

В этот момент я дирижер технологического оркестра. Но если бы вы только видели, что таится за этой панелью. Техники иногда снимают их, и взгляду открывается настоящий ад: невероятное переплетение проводов и кабелей, как будто на макаронной фабрике произошел взрыв. Большинство людей никогда не видели внутренностей самолета — этих огромных и сложных механических устройств, преследующих цель обхитрить гравитацию. Когда вы смотрите в прекрасные глаза девушки и видите необычайную красоту радужной оболочки на солнечном свете — задумываетесь ли вы о пучке зрительных нервов за ними? А ее мозг — о чем она думает?

Несколько часов спустя мы спокойно прибываем в аэропорт Кеннеди.

И разве все всегда происходит иначе? Удивительно, что все эти проводки, насосы и подвижные части работают почти безошибочно и бесперебойно. И это самое главное в моих неприятных размышлениях. К катастрофам тяготеет наше воображение, а не технологии.

Еще один вывод из этой ситуации. Все мы в той или иной степени боимся летать. И это нормально. Особенно если вы летчик. Наша работа, по сути, сводится к управлению нештатными ситуациями. Пассажиры спрашивают летчиков, бывает ли им когда-нибудь страшно, думают ли они о том, что следующий рейс может стать последним. Этот вопрос кажется мне и очень глубоким, и очень глупым. «Да, — отвечаю я. — Конечно, мне страшно. Всегда». Это, конечно, не совсем всерьез, но доля правды в моих словах есть. Пожары, взрывы, капризы стихий — все неприятные сценарии, которые так любят инструкторы на авиатренажерах, — свернулись клубком, притаились за приборной панелью и ждут, чтобы выпрыгнуть и начать непредсказуемую игру. Задача пилота — моментально реагировать. Беспокоятся ли летчики по поводу авиакатастроф? Конечно. Им нужно бояться — хотя бы из соображений здравого смысла. Это их работа. Это в их и ваших интересах.

Откуда взялись раздражающие правила, касающиеся шторок иллюминатора, спинок кресел, откидных столиков и полумрака в салоне во время взлетов и посадок?