Кенгуру как раз пришел к заключению, что, очевидно, Дьявол подбирается среди ночи и кладет туда все это, пока ты спишь, когда из расселины в скалах внезапно выскочило ужасное привидение и замахало руками, устрашающе ухмыляясь. Кенгуру замер посередине прыжка, неуклюже приземлился и подвернул себе ногу. При приземлении из его сумки вылетела пуговица от рубашки и клочок обертки от жевательной резинки; ветер унес их вдаль.
Чудовище приближалось – не спеша и с безграничной угрозой. Позади него два человека, один с камерой, а другой с большим бобинным магнитофоном, высовывали головы над кромкой склона. Чудовище разговаривало – судя по всему, само с собой.
– Эти великолепные создания, – говорило оно, – самые крупные в мире представители истинных сумчатых, преследуемые человечеством почти до полного исчезновения в некоторых частях бесплодных австралийских пустынь…
Кенгуру съежился и присел на задние лапы, слабо приподняв передние – неясно, для того ли, чтобы создать иллюзию угрозы, или чтобы за ними укрыться. Чудовище продолжало наступать.
– А теперь, – говорило оно, – я хочу попробовать подобраться к кенгуру поближе, и если удача будет на нашей стороне, возможно, мы впервые будем иметь случай показать вам…
Кенгуру попытался двинуться с места, но совершенно безуспешно. Всеми фибрами своего существа он боролся с побуждением слабо ухмыльнуться и помахать камере. Он проиграл.
– Представители самого крупного вида – Барри, дай мне, пожалуйста, крупным планом голову этого мерзавца – представители самого крупного вида кенгуру, красные кенгуру, могут покрывать двадцать пять футов одним прыжком и перепрыгивать через объекты шести футов в высоту, – говорило чудовище. – Сейчас посмотрим, удастся ли мне подойти достаточно близко, чтобы вы смогли поподробнее рассмотреть…
Заклинание оборвалось. Издав резкий лай ужаса, кенгуру взвился в воздух, отчаянно извернулся в прыжке и ринулся прочь, преследуемый невнятными и по всей видимости недружелюбными возгласами со стороны чудовища. Лишь проскакав полчаса на предельной скорости, он остановился и скорчился на земле, втягивая воздух в тяжело вздымающиеся легкие.
И застыл, охваченным ледяным отчаянием; поскольку прямо за своим плечом услышал звук человеческого дыхания и тот же самый ужасный голос, вещающий:
– …И если мы будем держаться предельно тихо, возможно, нам удастся – Кайрон, если ты и в этот раз спугнешь мне ублюдка, я запихну твою камеру тебе в глотку – удастся хотя бы мельком взглянуть на его…
Один мощный прыжок мог бы с легкостью перенести его на край ближайшей скалы, но зачем трудиться? В этом совершенно очевидно не было ни малейшего смысла.
С тихим хрипом отчаяния кенгуру повернулся лицом к камере и помахал передними лапами, ненавидя себя почти до смерти.
– Давайте-ка объяфнимфя начифтоту, хорофо? – произнесла Хроногатор после долгой паузы. – Вы на фамом деле хотите, чтобы я поверила, что вы рыфари короля Артура, и фелью вашего путешефтвия являетфя найти какой-то передник?
– Именно.
– Ладно. – Взгляд поострее обычного различил бы ее недоверие, покачивающееся у нее над головой, как поплавок, перед тем, как уплыть вдаль под дуновением легкого ветерка. – И для этого вам нужна фвяванная лофадь?
– Лофадь?
– Ну да, лофадь.
– А, понимаю – лошадь. – Ламорак поскреб голову. Он умирал от жары и усталости, в голове у него был туман, он был по самые брови набит консервированными персиками и терзаем страшной зубной болью. На этот момент ему совершенно не хотелось еще что-либо кому-либо объяснять. – Это не лошадь, – сказал он. – Не то чтобы.
Как раз в эту минуту единорог проснулся, сделал безрезультатную попытку выбраться из своих пут и разразился новым потоком ругательств.
– Эй, – сказала Хроногатор, – эта лофадь только фто фто-то фкавала.
– Ну да, только это не…
– Слушайте, вы, ублюдки, – заорал единорог, – Втолкуйте этой чертовой бабе, что если она еще хоть раз назовет меня лошадью, то, черт меня побери, я…
Пертелоп, выказав больше рассудительности, нежели кто-либо мог бы в нем заподозрить, схватил кусок сахара и затолкал его животному в рот. Тирада резко оборвалась, сменившись вкусным похрустыванием.
– Ефли это не лофадь, – прошептала Хроногатор, – то фто ве это в таком флучае?
Ламорак вздохнул.
– Это единорог, – сказал он. – Ты довольна?
– Ох.
– Ну вот, а теперь нам пора возвращаться к своим делам; и я уверен, что и твои коллеги на орбите уже довольно сильно проголодались, так что…
– А вачем вам нувен единорог?
Ламораку понадобилось больше шести секунд, чтобы медленно про себя досчитать до десяти.
– Если тебе так уж необходимо это знать, – сказал он, – единорог нужен нам как наживка, чтобы поймать девицу незапятнанного целомудрия.
Хроногатор взглянула на него.
– Мне каветфя, вы вдефь что-то перепутали. Долвно быть наоборот.
Ламорак разлепил спекшиеся губы в улыбке.
– Да что ты говоришь! Черт побери, какая досада – правда, Пер? Что ж, значит, придется нам снова возвращаться к учебникам. Но как бы то ни было, спасибо за подсказку. А теперь нам на самом деле пора.