Грабеж средь бела дня

– Все? – В папиной интонации мы с облегчением уловили чуть заметную усмешку. – В дополнение: дважды на месте преступления я сам их обнаружил. Причем их объяснения не выдерживают критики, товарищ полковник. Когда я задал им вопрос: что вы здесь делаете, они ответили знаете что? – Участковый перевел дыхание. – Они, оказывается, относили белье, полученное в прачечной, на помойку. Представляете? Белье после стирки – на помойку! Да еще за два квартала от дома!

– А что? – не удивился папа. – Они могут. Они и не такое могут. Но я выясню эти подозрительные детали, не беспокойтесь.

Мы – две «подозрительные детали» – опять переглянулись и поняли друг друга без слов: бандитов нужно немедленно задержать и сдать в милицию. Иначе как бы нам самим туда не загреметь.

И мы, не дожидаясь законных репрессий со стороны родного полковника, помчались к Милке.

По дороге, не сговариваясь, мы забежали к разгневанной Анне Степановне.

Я позвонил в дверь, и на пороге возникла величественная дама невысокого роста.

– Чем обязана? – строго спросила она.

– Мы извиниться пришли, – жалобно (очень артистично) пролепетал Алешка и стал чертить носком сапога по полу. Опустив голову.

– Ну? – Анна Степановна одновременно обеспокоилась и обрадовалась. Ей, наверное, очень нравилось, когда перед ней извинялись. Неизвестно за что. Наверное, перед ней весь мир был в чем-нибудь виноват.

– Это мы вам вчера звонили, – еще жалобнее пролепетал мой брат. – Про вашего Гришу. – И Лешка предусмотрительно уточнил, указывая на меня: – Вот он…

– Мы озорничали, – «признался» я.

– Это не озорство, – подняла палец Анна Степановна. – Это – хулиганство. И я его просто так не оставлю. Не надейтесь!

А мы и не надеялись. Мы сразу поняли, что таким, как эта маленькая, но массивная тетя, чистосердечного раскаяния мало. Ей нужно еще и наказать чистосердечно раскаявшихся.

– Мы больше не будем, – заученно и равнодушно пообещал Алешка. – Не надейтесь.

И мы, выполнив свой долг, побежали к Милке.

Надо сказать, что в этот раз она гораздо быстрее поняла, что нужно сделать, и отнеслась к нашей идее с гораздо большим доверием. Даже с восторгом…

Через минуту мы уже шагали по направлению к Ведьминому углу. Обсуждая на ходу детали предстоящей операции.

– Я вот так вот на него взгляну! – хвалилась Милка. – И все! Отпад! Завертится как миленький!

– Не надо, чтобы вертелся, – уточнил я. – Надо, чтобы он заснул. Как в тот раз.

– Заснет! – злорадно воскликнула Милка. – Как миленький! Три года будет спать, жулик! Как спящая красавица.

– Не надо три года, – испугался Алешка. – Три минуты надо.

– Всего-то? – огорчилась Милка. – Стоило меня из-за такой ерунды…

– Все, – пресек я ее выступления. – Пришли.

Возле подъезда стояла знакомая «Газель». Очень кстати. Мы обошли ее кругом и одобрили мощный запор на задней дверце. И вошли в дом.

Мы с Алешкой на всякий случай остались в приемной, где не работал телевизор, но шустро бегали по его экрану рыжие таракашки, а Милка, стукнув в дверь, вошла в кабинет.

– Здравствуйте, – сказала она. – Вы в тот раз меня не очень закодировали. Давайте попробуем… – Дальше мы почти ничего не разобрали, потому что она закрыла за собой дверь.

Но мы тут же прижались к ней (к двери) ушами. И услышали журчащий, такой баюкающий Милкин голос:

– Какой вы симпатичный, доктор… У вас такие красивые глаза… Они такие сонные… Такие мутные… Вам так хочется спать… Спать… Спать… Спать… Вам тепло, уютно… Как младенцу в коляске…

Тут мы услышали, как в кабинете что-то два раза упало. Один раз мягко, а другой – со стуком.

– Прошу! – Милка распахнула дверь. – Готово!

Мы вошли. Картина была знакома. Упавший стул (со стуком). Упавший на пол (мягко) гипнотизер с бандитским уклоном. На этот раз он устроился спать поудобнее, даже сложил ладошки под щекой. И посапывал, как младенец в коляске. Будто сосочку сосал.

– Готов! – повторила гордая Милка. – Диктуйте.

И я, наклонившись к поверженному гипнотизеру, стал ровным и монотонным голосом внушать ему, что он должен сделать, когда проснется. Я старался говорить точно так же, как и он своим пациентам – строго, повелительно, разборчиво и четко. Что я ему «надиктовал», станет ясно чуть позже.

– Все, – шепнул Алешка, когда я закончил «кодирование». – Буди.

– Наелся! – крикнул я Орлянскому в самое ухо.

Он вздрогнул, открыл глаза. Встал. Поморгал глазами и сказал:

– Ага! – и удивленно, каким-то пустым взглядом посмотрел на нас. Мол, что вам тут надо?

Мы ему помогли.

– Нам бы по физике гипноз получить, – залебезил я. – Контрольная завтра… – Некогда, – отрезал гипнотизер. – Смываться надо. В другой раз. Менты на хвосте.

И он схватил телефонную трубку. Набрал номер.

– Стас? На нас менты вышли! Звони всем! Пусть забирают все барахло и бабки. И – ко мне. Тачка у подъезда. Рванем на дачу. Отсидимся. Все понял? Действуй.

Мы вышли и тихо прикрыли за собой дверь.

У подъезда, напротив «Газели», на газоне, стояла полуразрушенная стенка снежной крепости. Мы укрылись за ней и стали ждать.

Получится или нет?

Не успели мы замерзнуть, как поняли – получилось!